Королева воздуха и тьмы

Кристина сидела, поджав ноги, и смотрела на море. Надо было бы, конечно, присоединиться к остальным на вечеринке (мама всегда была недовольна, когда во время семейных мероприятий она пряталась у себя в комнате), но море было таким успокаивающим, утешающим… А в утешении она сейчас очень нуждалась. Дома, в Мехико, она будет скучать по морю. По мерному ритму прибоя, по изменчивому узору волн. Всегда то же самое, но каждый миг новое. Если немного повернуть голову вон туда, видно Эмму и Джулиана, а еще дальше Марк разговаривает с Алеком. И этого пока совершенно достаточно.

На песок перед ней упала чья-то тень.

– Эй, привет, – сказал Диего.

Он сел рядом на большой плоский камень. В футболке и закатанных карго-штанах брат выглядел совсем обыденно, она совсем отвыкла от этого за последнее время. Жуткий шрам через все его лицо быстро заживал, как у всех Охотников, но полностью не исчезнет никогда. Снаружи ему никогда уже не быть Идеальным Диего. Зато внутри он очень изменился к лучшему… А это гораздо важнее.

– En que piensas? – он так часто задавал ей этот вопрос, что тот уже превратился в их личную шутку.

«О чем думаешь?»

– Мир стал таким странным, – она разглядывала пальцы ног в открытых сандалиях. – У меня в голове не укладывается, что Аликанте для нас потерян. Родина Охотников больше не наш дом.

Она помолчала.

– Мы с Марком так счастливы вместе, но от этого тоже грустно. Теперь, после того, как мы потеряли Кьерана, от наших отношений словно кусок отрезали. Примерно так же, как был Идрис и все, нет его. Недостающий фрагмент. Мы все еще можем быть счастливы, но целыми уже не станем.

Она впервые заговорила с Диего о своей странной личной жизни и не знала, как он отреагирует. Он просто кивнул.

– Мир не идеален. Сейчас ему нанесена глубокая рана, но это все равно лучше, чем Холодный мир, и гораздо лучше, чем Когорта. Мало кому выдается шанс исправить несправедливость, а тебе, Кристина, он выдался. Ты всегда хотела покончить с Холодным миром, и сделала это.

Это было странно и трогательно. Она благодарно улыбнулась.

– Думаешь, мы еще когда-нибудь услышим об Идрисе?

– «Когда-нибудь» – это очень долго, – он сложил руки на коленях.

Пока сообщения с Идрисом не было. Алек на правах Консула отправил туда огненное письмо с сообщением о прекращении Холодного мира, но ответа не получил. Возможно, его послание там даже не получили: вокруг Идриса теперь стояли невиданные раньше защиты, толще и прочнее обычного. Родина Сумеречных охотников стала сама себе и крепостью, и тюрьмой.

– Зара очень упряма. Времени и правда может пройти много, – Диего помолчал. – Алек предложил мне пост Инквизитора. Конечно, еще будет голосование, но…

– Поздравляю! Это же чудесно! – Кристина бросилась ему на шею.

– Но я чувствую, что недостоин, – кажется, Диего был не очень этому рад. – Гвардия Консула и стража тюрьмы находились под влиянием Когорты. То же самое я сказал Хайме, когда они привели Зару и других пленников, но официального протеста подавать не стал. Решил, что только я, возможно, вижу в этом проблему.

– Никто не мог предвидеть случившегося, – покачала головой Кристина. – Никто не мог предугадать этот шантаж самоубийством, и ничто другое бы не сработало, даже будь вся гвардия на их стороне. К тому же пост Инквизитора – не награда и не подарок. Это служение. Способ поблагодарить мир за его дары.

– Видимо, да, – улыбнулся Диего.

– Впрочем, приятно сознавать, что если мне понадобится склонить закон на свою сторону, у меня будет могущественный друг, – подмигнула она.

– Я смотрю, ты многому научилась у Блэкторнов, – мрачно заметил Диего.

Над ними прошла тень – темнее облака и гораздо крупнее чайки. Кристина запрокинула голову. Кто-то летел по небу, мерцая белизной на фоне глубокой синевы. Силуэт описал круг и начал снижаться.

Кристина вскочила и спрыгнула со скалы на песок.

Огромный пылающий красно-оранжевый шар солнца коснулся горизонта, разбросав по волнам золотые сети.

Джулиан стоял на верхней приливной отметке, где волны оставили на песке темную полосу. Рядом с ним стояла Эмма. Ее светлые золотые волосы вырвались из заколки, чему он втайне был рад: он любил ее волосы. Как прекрасно было вот так стоять рядом, держать ее за руку и не ждать, что кто-то нервно прищурится, увидев их. Почти все знакомые отнеслись к новости об их отношениях так спокойно, что впору было задуматься, уж не знали ли все о них уже давно.

Может, и знали. Да какая теперь разница.

Джулиан снова взялся за краски – писал Эмму, когда удавалось заставить ее позировать. Он так долго рисовал ее втайне, выплескивая свои чувства лишь на бумагу и холст, что писать ее движущейся, смеющейся, улыбающейся, вихрем золота, синевы и охры – было даже слишком прекрасно.

Еще он писал Тая у кромки воды и Дрю – задумчивую или хмурую, и Хелен с Алиной, и Марка, глядящего вверх, словно он ищет звезды средь бела дня.

И конечно же, Ливви. Ливви, которую он всегда знал и любил, а иногда – Ливви из Туле́, которая помогла его сердцу исцелиться после потери сестры.