Королева отшельников

Эва рассеянно ездила кофейной чашкой по столу, вырисовывая узоры. Мыслями, понятно, была очень далеко. Где именно, Макашову не хотелось догадываться. Он тут недавно подслушал ее телефонный разговор с ее бывшим мужем – Геннадием Изотовым. Невольно подслушал, не специально. И был неприятно поражен теми интонациями, что звучали в ее голосе.

Это звучало для его ушей отвратительно!

Игриво, зазывно, соблазнительно. Он разозлился. И когда она попыталась рассказать, что ей удалось узнать у своего бывшего мужа, он ее резко остановил:

– Я попросил бы тебя, капитан, не привлекать к расследованию посторонних. Особенно тех, кто сливает информацию за деньги заинтересованным лицам.

Эва смотрела на него ровно десять секунд. Сначала заглянула в потемневшие от злости глаза. Потом съехала взглядом на тесно стиснутые губы. И с кивком произнесла:

– Принято, майор.

Все, больше он никаких посторонних телефонных разговоров не слышал. И вообще никаких, если разобраться. Эва закрылась. Нет, она докладывала, регулярно докладывала о ходе следствия. Она металась по городу, она рвала жилы, если уж честно. Но доверие между ними исчезло. Они больше не «трепались» за чашкой кофе. Одна докладывала, второй делился своими соображениями.

– Ты слышишь себя, капитан?

Он разозлился не на ее рассказ, а на то, что она упорно не смотрела в его сторону.

– Какая-то женщина! Когда-то давно! Ты капитан полиции или сказочник? Конкретика! Мне нужна конкретика!

– Конкретики нет, товарищ майор. – Эва ниже опустила голову, чашка заскользила по столу быстрее. – Никто не был знаком с этой женщиной и не помнит, когда это было. Но больше десяти лет назад или чуть меньше.

– Как они узнали, что она за ним ухаживает? В пакет с продуктами заглядывали? В дом заходили, когда она совершала водные процедуры? – Он уже почти орал.

– Нет. Не заглядывали, не заходили. Эта женщина вывозила Рюмина на прогулку на инвалидной коляске. Ежедневно. Невзирая на погоду. Возила по двору, выезжала с ним в сквер, оттуда в парк. Потом обратно тем же маршрутом. И так каждый день. Потом она исчезла. Может, уехала, может, умерла. И Рюмин был помещен в Дом инвалидов.

– Может, уехала! Может, умерла! – проворчал он на повышенных тонах. – В собесе, капитан, не пробовала выяснить? Может, там о ней что-то знают?

Его «может» прозвучало очень ядовито. Он хотел ее задеть. Но Эва осталась спокойной, лишь на скулах загорелись два розовых пятна.

– Пробовала, товарищ майор, – ответила она тихо. – Никто не приставлял к Рюмину сиделку. Женщина была добровольцем.

– Или женой?

– Нет, не женой. Он холост по документам.

– А в интернате? Там что говорят? С ним ты не пыталась встретиться там? Он способен разговаривать? Соображает вообще?

– Да, по сведениям медперсонала, он адекватен. Вполне адекватен. Просто обездвижен. И очень слаб. Я приезжала туда трижды, он не смог со мной говорить, потому что все время спал. Или мне говорили, что он спит. Брать штурмом Дом инвалидов я не решилась, уж извините.

Розовые пятна на ее высоких скулах заалели ярче. Макашову сделалось неловко.

– Извини, – нехотя буркнул он и принялся рыться в ящиках стола, хотя никакой необходимости в этом не было.

Эва промолчала, поигрывая с чашкой.

Нет, так долго продолжаться не может! Он идиот. Он приревновал. Тупо приревновал ее к бывшему мужу, а теперь, используя свое служебное положение, срывает на ней свое раздражение. Надо объясниться. А как? Признаться, что приревновал? Тогда у нее возникнут вопросы. А он неспособен на них ответить. Даже себе.

– Извини, Эва. Навалилось. – Он потер лицо руками, жалко улыбнулся. – Начальство дергает. Грозится на пенсию раньше срока отправить. А я не хочу.

– А еще чего ты не хочешь, майор?

И она вскинула на него глазищи, как выстрелила.

– Я… Не хочу? Чего еще?

Она медленно кивнула, не отводя взгляда. Он принялся сглатывать, но во рту было сухо. Язык шершавый, колкий. В висках долбит.

Правду? Надо было говорить только правду. Вранье она распознает сразу. И это только все усугубит.

– Еще я не хочу, чтобы ты общалась со своим бывшим мужем, – выпалил он на одном дыхании.

– Это я уже слышала.

– По причине… – начал он.

Но она его перебила.

– И причину ты озвучил, Петрович.

– Да, я озвучил, но не ту.

Твою мать! Он покраснел! Как девица.

– А какова же истинная причина этого запрета, Петрович?

Эва медленно встала и медленно пошла в его сторону. Ему даже показалось, что она не идет, а плывет по кабинету, и ее модные кожаные ботинки не касаются подошвами пола. Чертовщина какая-то!

Она подошла к его столу, оперлась о него руками. И склонилась так низко к его лицу, что он рассмотрел нежный пушок над ее верхней губой.

– Попробую угадать, – проговорила она, наклоняясь еще ниже. – Ты ревнуешь?

И прежде чем она впилась в его рот губами, он успел ответить:

– Да!..

… – Как считаешь, сейчас он тоже спит?