Петрович тщательно делал вид, что ничего такого не произошло. Что ее поцелуй – затяжной и пьянящий – это какая-то ошибка или месть за его грубость. Между ними нет и ничего такого быть не должно. Это помешает работе. И он всем своим видом дал ей это понять. Сначала ответил на поцелуй, а потом резко оттолкнул ее. И старательно увел разговор в сторону. И даже предложил вместе съездить в Дом инвалидов.
Эва улыбалась ему одними глазами. Послушно кивала. То есть давала ему понять, что принимает правила его игры. Но…
Но все поменялось. После того как он признался ей, что ревнует. После ее поцелуя. Все поменялось! И он бы не сказал, что в худшую сторону. Неловко было – это да. И говорить не знал что, слова глохли, оседали на нёбе.
Но все поменялось. И ему от этого было хорошо.
До интерната они ехали молча. Петрович просто вел машину. Эва просто копалась в телефоне. Но она косилась на его руки, сжимающие руль, и как-то непривычно дышала. А он, замечая ее тайные взгляды, странно волновался. Странно и забыто.
– Если они сейчас снова скажут, что он спит, я пойду на абордаж, – грустно пошутила она, рассматривая вывеску на трехэтажном кирпичном здании. – Петрович, а тут дорого.
– Вижу.
Он вертел головой, подмечая удивительный порядок на клумбах с проклюнувшимися цветами, недавно покрашенные скамейки, тщательно выбеленные стволы деревьев.
– Кто же платит за Рюмина, интересно? – спросил он.
– Не знаю. Может, квартиру свою подписал?
– Это вряд ли. Он инвалид первой группы. С этим все сложно. До его смерти никто не посмеет распорядиться его имуществом. А оно, как мы видим, еще числится за ним. Значит, есть кто-то, кто его охраняет.
Эва вопросительно на него глянула.
– Я не знаю, кто! – ответил он с чувством. – Но сама знаешь, как часто поступают с бедными одинокими больными людьми ради наживы.
– Знаю.
– А он до сих пор жив.
– Кто это может быть? – Эва принялась давить кончиками указательных пальцев на уголки губ. Взгляд сделался поплывшим. – Когда я была здесь в прошлый раз, мне сказали, что пациент устал после долгого общения с гостем. Мне отказались назвать его имя. Может, ты, Петрович, будешь убедительнее?
– Идем. Попробуем.
Они прошли гравийной дорожкой до входа. Поднялись по пяти облицованным ступеням. Толкнули дверь.
– Тихий час! – громко шикнула на них девушка из-за стойки. – Вы куда, граждане?!
Макашов тут же полез за удостоверением. Сделал суровое лицо.
– Дело не терпит отлагательств, уважаемая… – Он скосил взгляд на левую половину ее халатика на груди, где было вышито имя. – Уважаемая, Светлана Игоревна.
– Что за дело? Начальства нет. Оно обычно к этому времени разъезжается. А к вечеру собирается снова. Я даже не могу…
– Вы все сможете. Сможете, если захотите. – Он проникновенно глянул. – Если захотите спасти жизнь одному из ваших пациентов.
– Даже так? – Она удивленно заморгала.
– Именно так! – Макашов навалился на стойку грудью. – Мы совершенно точно знаем, что у вас содержится некто Рюмин Сергей Николаевич шестидесяти лет от роду.
– Есть такой, – часто закивала она. – Давно живет. Лет десять уже.
– Как его состояние здоровья? – спросила Эва, вставая с Петровичем плечом к плечу.
– Как обычно. Без изменений. Ухудшений нет. Улучшений, сами понимаете, ждать уже не приходится. Так что может угрожать его жизни, я не поняла? Смерть от старости и болезней?
– Нет. Не так, уважаемая Светлана Игоревна. – Петрович послал ей еще одну проникновенную улыбку. – Смерть ему может угрожать от убийства.
– Убийства?! – Вытягивая на гласных это слово, она почти задохнулась. – Да кто же… Кому он понадобился?! Он же и так весь ломаный-переломанный. У него диагноз на трех страницах. Там и сдавливание внутренних органов, и всё! Живет человек, мается. Только за счет своего сердца и мозга живет. Кому же понадобилось его убивать?
– Этим мы как раз и занимаемся, Светлана Игоревна. – Петрович смёл с лица улыбку, став деловитым и серьезным. – Скажите, а к вам сюда как попадают те, кто навещает больных?
– Через меня. И мою сменщицу. Враг не пройдет! – совершенно серьезно заявила она и швырнула на стойку журнал. – Все тут! На карандаше!
– Позволите взглянуть?
Петрович уже нетерпеливо листал журнал регистрации визитов. И ничего не нашел. Вернее, не нашел фамилии, которую ожидал там увидеть.
– А Рюмина никто не навещает? Я не вижу ни одной записи.
– Почему, посещает. Иванов Иван Иванович. – И Светлана, привстав, ткнула авторучкой в недавнюю запись. – Вот. И вот, и вот. Он в последнее время через день к нему ездит.
– Иванов Иван Иванович? – Эва недоверчиво сморщила лицо. – Что, прямо правда Иванов Иван Иванович?
– Что мне врать-то? – обиделась администратор Светлана. – Паспорт у человека на это имя и фамилию. Так его родители распорядились. И родители его родителей, назвав своих сыновей Иванами. Эка невидаль!
– Ну да, ну да… – Петрович задумчиво листал журнал. – А он, я смотрю, часто посещает Рюмина. Друг или родственник?