– Имею честь непосредственно донести до вашего сведения, ваше превосходительство, что означенная негодяйка исключительной дерзости не посмела прибыть в Москву, а более того, повернула вспять и отбыла в совсем неизвестном направлении. Как говорится, сколько зайца ни корми, а веревочка на волке завьется!
Власовский невольно кивнул, не столько соглашаясь со сказанным, сколько пытаясь понять, какая связь между зайцами и брильянтами.
– Значит, говоришь, воровка не посмела явиться к нам в Москву, – проговорил он задумчиво.
– Именно так, ваше превосходительство! – сдержанно ответил Эфенбах.
– Что же это она, планы поменяла?
– Как говорится, бабий ум короток, а где тонко, там и рвется. Не решилась испытать удачу в Москве по веской причине.
– Это какой же?
– Строгость полицейского управления и общий порядок, – отчеканил Эфенбах. – Имеются точные сведения, что сия пресловутая Королева прямым образом испугалась полицейского порядка, наведенного трудами вашего превосходительства.
Об этом обер-полицмейстер всегда мечтал: чтобы в Москве был такой порядок, от которого любой вор, хоть из столицы, хоть из Варшавы, бежал бы как от огня. И вот оно – случилось!
– Сведения верные? – спросил Власовский, добрея на глазах.
– Наивернейшие. Получены чиновником Пушкиным, – ответил Эфенбах, видя, что сработало.
– Ну, этот врать не будет.
Обер-полицмейстер подошел к начальнику сыска и крепко, до хруста, пожал руку.
– Благодарю, Михаил Аркадьевич, молодцы, соколы мои!
– Рады стараться!
– Вот что значит – порядок в городе!
– Непременно так, порядок!
– И дисциплина!
– Во всем, что ни на есть, – первейшая дисциплина.
– Порядок, строгость и послушание! – продолжал Власовский, не отпуская рукопожатие.
Эфенбах улыбался, чтобы не кривиться от боли. Хватка полковника была в точности медвежья.
– Несомненно и всенепременно! – кое-как выдавил он.
Обер-полицмейстер отпустил его руку и отечески обнял за плечо.
– Завтра с утречка поедем делать полицейский осмотр, Михаил Аркадьевич.
Эфенбах чуть не брякнул: «Да в своем ли вы уме?» Как можно в Рождество заниматься делами, а тем более осматривать Сухаревку или Хитровку? Где видано такое безобразие? Что он скажет семье, как жена на него посмотрит, когда глава семейства в праздник уйдет из дома чуть свет? Как дети расстроятся! Что гости подумают?
Надо было спасать праздник. Михаил Аркадьевич привык выворачиваться из любых ситуаций. Поблагодарив обер-полицмейстера за щедрую награду, он с сожалением сообщил, что в этом году никак не сможет ею воспользоваться, как бы ни хотел. Потому что обещал одному очень важному господину, который прибудет к нему в гости, что завтра познакомит его с московским сыском. Что будет исключительно полезно для репутации не только сыска, но и всей московский полиции. Господин в газетках пописывает!
Когда Власовский узнал, какого гостя Эфенбах собирается привести в сыск, отказать не смог. Но на следующий год – обязательно надо сделать осмотр. Михаил Аркадьевич клятвенно обещал непременно и обязательно, потому что, как говорится, сапог пару всегда найдет, а волк волка издалека свищет.
Смысл поговорки остался недоступен для понимания обер-полицмейстера. В чем он никак не мог признаться.
Как назло, часы ползли еле-еле. Минутная стрелка не желала двигаться. До отхода поезда оставалось больше трех часов. Убить их хоть как-нибудь оказалось неразрешимой задачей. Пушкин смотрел на циферблат.
Сыск опустел. Эфенбах убежал раньше всех. За ним последовал Кирьяков, пожелав хорошего праздника. Актаев, смущаясь, поздравил с Рождеством и тоже улизнул. В приемном отделении остался Лелюхин. Достав из стола початую бутылочку, присел за стол Пушкина и разлил по рюмкам.
– За твою блистательную победу, Алеша! – сказал он, поднимая тост.
Чтобы не обижать старого чиновника и друга, Пушкин выпил, но продолжать отказался. Лелюхин не стал отказывать себе в маленьком удовольствии, все-таки сочельник, уже праздник.
– Ну, рассказывай, герой-молодец, как чудо совершил.
– Какое чудо, Василий Яковлевич?
Лелюхин погрозил пальцем.
– Не прибедняйся, Алеша. Такие дела раскрыть – не каждому под силу. Ведь как чисто обделано было! С умом и сообразительностью: как будто само собой случилось. Редкая история, уж поверь моему опыту. Так что не ломайся, как барышня, а делай признание. Формула твоя волшебная помогла?
Меньше всего Пушкину хотелось заниматься разбором. Но отказать Лелюхину не мог.
– Просто и примитивно.
– Знаю, что такие вот дела – как орешек: с виду прост, а не раскусишь. Какую зацепку нашел? Пузырек в складках шторы?
– Пузырек не зацепка, а полновесная улика, указывающая на убийцу, – ответил Пушкин. – Оставалось только его найти.
– Не томи! – строго приказал Лелюхин, наливая и поглощая следующую рюмку.
Пушкин заставил себя не смотреть на часы.
– Факт первый: утром девятнадцатого декабря Ольга Петровна оказалась там, где не должна была быть: в ресторане «Славянского базара», – начал он.
– Почему же не должна?
– Ее муж, Григорий Филиппович, не сказал, что снял номер для проведения ритуала.
– Ей могли рассказать сестры.