– Кроме того, дело в ее баронах. Они не желают иметь королем эддисийца. Будь у них король и пожелай он взять в королевы уроженку Эддиса, против этого никто бы не возражал. Такой союз лег бы в основу договора. Начнем с того, что им вообще не хочется подпадать под чью-либо власть, и уж тем более – под власть чужестранца.
– Ты хочешь сказать, достигнуть договора было бы легче, если бы мы не настаивали на женитьбе?
– Может быть, – признала Эддис.
– И чем ты сможешь закрепить такой договор?
– Ума не приложу, – ответила Эддис. – Начинаю понимать, что я вообще ничего не знаю об Аттолии. Надеюсь, хоть ты ее понимаешь лучше.
– Со мной она не разговаривает, – сказал Эвгенидес. – Лишь обменивается любезностями.
– Зато ты с ней разговариваешь, когда танцуешь, – напомнила Эддис.
– Так, дежурные фразы, – пожал плечами Эвгенидес.
– А вчера вечером? – Эддис видела, что Аттолия, возвращаясь после танца с Эвгенидесом, не помнила себя от злости.
Эвгенидес остановился, прислонился к невысокой стене, отделявшей террасу от сада. Скрестил руки на груди, опустил глаза.
– Она рассказывала мне об истории дворца. Рассказывала очень интересно. И я сообщил, что одним из архитекторов был мой предок.
– Это правда? – прошептала Эддис.
– Да. Потому-то мы так много знаем об этом здании. У тебя в библиотеке хранились чертежи. Но когда там стал работать волшебник, я их перепрятал. Я рассказал Аттолии, что он же спроектировал отдельные части мегарона Сауниса. Немалые части, сказал я. Она посмотрела, словно я превратился в змею.
– А я-то просила тебя поблагодарить ее за то, что она любезно развлекает нас.
– Я и поблагодарил. Потом. Она сказала, что сегодня утром выезжает охота. Пригласила отправиться вместе с отрядом.
– А ты? – Эддис поглядела на его руку. Он и раньше-то не умел как следует ездить верхом.
– Я сказал: большое спасибо, на меня в Аттолии уже достаточно поохотились.
– Ох, Ген, – вздохнула Эддис.
После танцев Аттолия вернулась к себе и сразу отпустила служанок. Когда они ушли, ядовито сообщила Фрезине, что, по ее мнению, в нынешней ситуации поговорка «Слово – серебро, молчание – золото» является лучшим советом. Когда девушки ушли, она сама вытащила из волос цветы и швырнула их на пол, с каждым цветком повторяя:
– Будь он проклят, проклят, проклят!
Но злилась она не на вора и не на Фрезину. Какой же надо быть дурой, чтобы предложить поехать на охоту человеку с одной рукой. Какой надо быть дурой, чтобы влюбиться в того, кому ты отрубила руку. Впрочем, даже если у нее хватило глупости влюбиться в него, она не настолько глупа, чтобы поверить в его любовь. Она видела взгляд его отца; если она не видит того же самого в глазах Эвгенидеса, то лишь потому, что он умело это прячет.
Стоя на террасе и глядя в сад, Эвгенидес признался:
– Я думал, все это закончится как добрая сказка. Богиня любви взмахнет волшебной палочкой, и мы будем жить долго и счастливо. – Он покачал головой. – Достойные люди здешнего двора – их немного – меня презирают. Самые мерзкие типы вполголоса хихикают за спиной. Дай волю королевским служанкам, и меня давно повесили бы вверх ногами.
– С каждым днем я все больше сочувствую матери Геспиры. По мне, лучше бы ты жил в пещере где-нибудь в недрах Священной горы.
– Неразумно это, по-моему. Думаешь, боги прогневались на меня?
Эддис вопросительно приподняла бровь.
– Нет, – покачал головой Эвгенидес. – Даже если это божий гнев, то возник он примерно так, как ты говоришь: боги настолько хорошо знают меня, что могут предсказать мои поступки. Они ими не управляют. Они могли предвидеть, что я ее полюблю, но не вкладывали в меня эту мысль. Знаешь, я наблюдаю за ней много лет. Помнишь, сколько раз я исчезал и ты не знала куда? Почти всегда я бывал в Аттолии.
– Твой дед знал?
– Он знал, что я ею очарован. Она как пленница среди каменных стен, и с каждым днем стены эти становятся чуть-чуть толще, а дверь чуть-чуть меньше.
– И что? – подтолкнула Эддис.
– Гм, – протянул Эвгенидес. – Это трудная задача, которую мне захотелось решить.
– Только и всего?
Эвгенидес с подозрением посмотрел на Эддис:
– С чего ты вдруг стала докапываться?
– Я заинтересована в твоем благополучии, – сухо ответила Эддис. – И в благополучии обеих стран. Так или иначе, чтобы Эддис процветал, надо, чтобы в этой стране было устойчивое правительство.
Эвгенидес долго смотрел куда-то вдаль.
– Я не могу бросить ее одну тут, среди каменных стен. – Он перевел взгляд на Эддис, надеясь, что она поймет. – Она очень дорога мне, и я не могу отступить.
– Но она не хочет с тобой разговаривать.
– Верно, – с горечью отозвался Эвгенидес. – И слушать тоже не хочет. А если она меня не слушает, как я скажу, что люблю ее?
– Если она тебя не слушает, как ты сможешь ей солгать? – подхватила Эддис.
Эвгенидес, разглядывавший дворцовые крыши, резко обернулся к Эддис:
– Я и не думал ей лгать.
– Откуда ей об этом знать? – спросила Эддис. – Доверять людям – не в ее привычках. С чего она вдруг поверит твоим словам? Ты отпер для нее дверь, но не в твоих силах заставить ее выйти.