Королева Аттолии

Столица Аттолии сияла в солнечных лучах, словно яркий самоцвет в обрамлении оливковых рощ. Город раскинулся на холмах над неглубокой рекой Тустис. Дворец стоял на отлогом склоне, над ним гора уходила круто вверх, и ее вершину венчал храм новых богов. Когда-то и город, и мегарон теснились на крохотном плато, но в годы мирного правления захватчиков они переместились вниз, поближе к гавани. А сама гавань была хорошо защищена: с одной стороны ее закрывал мыс, с другой – волнорез, а вдалеке тянулась вдоль берега сумрачная громада острова Тегмис.

Мегарон в столице Сауниса слагался из необтесанных желтых камней, дворец в Эддисе казался маленьким и темным, а дворец королевы Аттолии, нарядный, с изящными пропорциями, был выстроен из кирпича и облицован мрамором. Бесчисленные окна искрились в послеполуденном солнце, будто драгоценные камни.

Когда Аттолия оказалась во дворце, в окружении придворных, все события, произошедшие в Эфрате, показались ей далекими и призрачными. Она снова погрузилась в привычную борьбу, пытаясь навязать свою волю миру, которым управляли мужчины. В этом мире надо быть не сильнее, а могущественнее противников. А это непросто. Воевать и то легче. Слухи уже добрались до столицы. Она сообщила баронам о том, что Эвгенидес сделал ей предложение, и стала внимательно следить за их реакцией. Среди баронов еще оставались те, кто считал себя претендентом на руку и престол королевы Аттолии. Реакция была разной. Одни рассердились, другие изумились, и сквозь все крики отчетливо пробивалось насмешливое, ироничное злорадство.

Вернувшись в свои покои, она долго расхаживала из угла в угол. Служанки, как всегда щепетильные в своей заботе, впервые видели, чтобы их госпожа открыто проявляла нетерпение. Раньше она была бодрой, а сейчас стала вспыльчивой; была невозмутимой, а стала язвительной.

К удивлению королевы, служанки ее скорее поддерживали. Она пыталась разглядеть в их услужливости – страх, в их внимании – ненависть, но не находила. Их привязанность и забота казались неподдельными. Они терпеливо выносили ее вспышки – например, однажды ей заплетали косы, и она, устав от бесконечного дерганья, вдруг вскочила и ушла к себе в спальню, хлопнув дверью так, как не хлопала с тех пор, как была всего лишь младшей принцессой от второй жены короля. Служанки целыми днями были рядом, уговаривали съесть хоть что-нибудь, когда ей кусок не лез в горло, следили, чтобы королеву никто не потревожил, если она была занята, устраивали всё как надо к прибытию королевы Эддис, чтобы ей самой осталось только подтвердить их решения.

Эддис задержалась в Эфрате, позвала к себе тетушку и сестру со служанками, чтобы визит в столицу не носил совсем уж военный характер. Тетушка ее, великая герцогиня, заявила, что в своем почтенном возрасте должна путешествовать с комфортом, и потребовала королевскую карету. А потом бодро и весело прибыла в Эфрату верхом, прямо по бездорожью, а слуги тем временем тащили тяжеленную карету по горным дорогам, в основном на руках. Спустившись в Эфрату, герцогиня и королевская сестра, тоже герцогиня, вместе со своими служанками совместными усилиями стали готовить королеву к встрече. По их словам, Эддис должна представить свою страну и свой двор с самой лучшей стороны. Призывая их, Эддис хотела получить именно такую поддержку и теперь отдалась заботам родственниц с величайшим терпением.

Пригласила она и волшебника, но тот вежливо отказался. Он еще надеялся примириться со своим королем и поэтому предпочитал формально делать вид, будто находится в плену.

Эддис прибыла в столицу. Аттолия встретила ее со всеми любезностями и церемониями. Даже не взглянув на Эвгенидеса, проводила обоих в свой дворец и выразила надежду, что визит пройдет тепло и благополучно. Хоть Аттолия и делала вид, что не замечает эддисского вора, ее служанки внимательно присматривались к нему и, кажется, остались не вполне довольны увиденным. Эддис уловила и враждебность служанок, и отстраненность аттолийской королевы. Она боялась, что не ведающее границ озорство ее вора приведет к катастрофическим последствиям, но Эвгенидес лишь вежливо поклонился, когда его представили. Учтивость на его лице была такой же застывшей, как у Аттолии, и не слетела даже тогда, когда она, глядя сквозь него, ответила на поклон величественным королевским полуреверансом.

* * *

Вечером, перед ужином, Эвгенидес явился в покои к Эддис. Ее служанки то входили, то выходили, примеряли ей сережки, потом обсуждали, не надеть ли другие. Время от времени заглядывали две герцогини и, взглянув острым глазом, высказывали свое критическое мнение.

Эддис сносила все это так терпеливо, что Эвгенидес аж залюбовался.

Ксанта, старшая служанка Эддис, толкнула королеву под локоть, та покорно подняла руки и стала ждать, пока ей повяжут пояс. Потом аккуратно расправила шитую золотом ткань.

– Вряд ли служанки Аттолии обходятся с госпожой как с призовой буренкой, – заметила королева.

– А им и нужды нет, – парировала Ксанта. – Она, поди, сама в состоянии выбрать себе наряд и не марширует в нем по-солдатски.