Мало что ему мешало. Он был естественным врагом этого леса, и то единственное, что могло остановить демона, еще никому не приходило в голову. Только самые старые из деревьев пытались бороться, поскольку они одни помнили, как это делать. Медленно и методично демон раздирал их изнутри. Черный сок катился по гниющим ветвям. Они падали к подножию стволов и рассыпались в прах.
Одно дерево сопротивлялось дольше других. Оно, точнее, она была старше всех, и видела этого демона раньше, и знала, что иногда речь не о том, чтобы спасти себя, а о том, чтобы продержаться как можно дольше, пока кто-нибудь не придет на помощь. Поэтому она держалась, и тянулась к звездам, даже когда ее корни вырвали из земли, и держалась, и пела другим деревьям, даже когда стал гнить ее ствол, и держалась, и грезила о небе, даже когда ее развоплотили.
Другие деревья застонали. Если она погибла, кто в силах устоять?
Демон не спал.
41
Взависимости от того, с чего начать, речь в этой истории шла о Гвенллиан.
На рассвете она проснулась с воплем.
– Вставай! – крикнула она себе, выскакивая из постели.
Ее волосы ударились о низкий потолок чердака, потом она стукнулась головой и прижала ладонь к макушке. Снаружи было тускло и серо – раннее утро, – но Гвенллиан щелкала выключателями, дергала за шнуры и крутила регуляторы, пока не зажгла все лампы в доме. Тени качались туда-сюда.
– Вставай! – повторила она. – Матушка, матушка!
Сны продолжали липнуть к ней – деревья таяли, превращаясь в черную массу, демоны шипели, занимаясь разрушением; Гвенллиан замахала руками вокруг себя, чтобы сбросить паутину с волос и ушей. Она натянула платье, потом вторую юбку, сапоги, свитер, она нуждалась в броне. Затем Гвенллиан прошла между картами, которые оставила разбросанными на полу, и травами, которые сожгла перед медитацией, и направилась прямо к двум зеркалам, оставленным здесь, на чердаке, ее предшественница. Нив, Нив, прелестная Нив. Гвенллиан узнала бы ее имя, даже если бы остальные ей не сказали, потому что зеркала постоянно нашептывали его, пели, шипели. Они признавались в любви и ненависти. Они осуждали Нив и восхищались ею. Возносили и сбрасывали с высоты. Нив, Нив, ненавистная Нив, которая желала, чтобы весь мир уважал ее, и была готова ради этого на всё. Нив, Нив, прелестная Нив, которая в конце концов перестала уважать сама себя.
Два трюмо стояли лицом друг к другу, бесконечно отражая отражение. Нив проводила какой-то замысловатый ритуал, чтобы убедиться, что они заключают в себе все возможности, которые она могла вообразить, и еще некоторые дополнительные, и в конце концов одна из этих возможностей ее и сожрала. Настоящее колдовство – так сказали бы женщины в замке Сихарт. Их всех бы отправили в лес.
Гвенллиан встала между зеркалами. Магия тянула ее и завывала. Стекло не предназначалось для того, чтобы отражать столько времен сразу, и большинство людей не годились для того, чтобы вместить столько возможностей сразу. Впрочем, Гвенллиан была просто еще одним зеркалом, поэтому магия безвредно отскакивала от нее, пока она стояла, прижав ладони к обоим зеркалам. Она потянулась ко всем возможностям и оглянулась, перескакивая от одной ложной истины к другой.
– Матушка, матушка, – вслух произнесла Гвенллиан.
Ее беспорядочные мысли искажались, если она не произносила их сразу вслух.
И там возникла ее мать – в реальном настоящем, в текущей возможности, в той жизни, где сама Нив была мертва. Лес, который уничтожали, и мать Гвенллиан, которая гибла вместе с ним.
Развоплощалась.
Развоплощалась.
Разво…
Гвенллиан с воплем опрокинула зеркала наземь. Снизу послышался крик: дом просыпался. Снова завопив, Гвенллиан заметалась по чердаку в поисках какого-нибудь инструмента, оружия. Мало что в этой комнате могло нанести хоть царапину… а, вот. Она схватила лампу, вырвав из стены провод, и с грохотом устремилась вниз по лестнице. Бум-бум-бум-бум – она прыгала через ступеньку.
– АРТЕЕЕЕМУСССС! – проворковала Гвенллиан, и на середине у нее оборвался голос.
Она скользнула в темную кухню, освещенную только маленькой лампочкой над плитой да неясной серостью, которая виднелась в окно над раковиной. Один лишь туман, никакого солнца.
– Артемуссссс…
Он не спал; возможно, он видел тот же сон, что и она. В конце концов, в их жилах текла одна и та же звездная жидкость. Через дверь донесся его голос:
– Уходи.
– Открой дверь, Артемусссс, – сказала Гвенллиан.
Она запыхалась. И дрожала. Развоплощенный лес, ее развоплощенная мать. Этот трусливый маг, прятавшийся в кладовке, убил их всех своим бездействием. Она дернула дверь, но Артемус чем-то подпер ее изнутри.
– Не сегодня! – сказал он. – Нет, спасибо! Слишком много событий за последние десять лет. Возможно, позже! Я не могу справиться с потрясением! Спасибо, что потратила на меня время.
Этот человек был советником королей.
Гвенллиан ударила лампой по двери. Лампочка раскололась с серебристым звоном, ножка воткнулась в филенку. Гвенллиан пропела: