Он повернул телефон, и Блу смогла понаблюдать за непрерывным отчетом о действиях Ломоньера. Текст поступал обрывками, отдельными словами, в странно разговорной манере, описывая медленно продвижение Ломоньера по городу, в точно таком же стиле, в каком сам Генри описал грядущую продажу артефакта. На экране были мысли Генри. Какая необычная, причудливая магия.
Пока они вместе смотрели на экран, Ганси расстегнул пальто и накрыл полой Блу. Это тоже была необычная, причудливая магия – непринужденность его движения, тепло объятий, стук сердца, отдававшийся в спине у Блу. Ганси накрыл ладонью ее поврежденный глаз, словно желая от чего-то его защитить, но на самом деле это был просто предлог, чтобы коснуться пальцами лица девушки.
Генри оставили бесстрастным эти публичные проявления близости. Он прижал пальцы к экрану мобильника, тот несколько раз мигнул и что-то сообщил ему на корейском.
– Ты хочешь… – начала Блу и помедлила. – Может, переночуешь сегодня у кого-нибудь из нас?
Удивление озарило лицо Генри, но он покачал головой.
– Нет, спасибо. Поеду обратно в Личфилд-Хаус, капитану не годится бросать корабль. Я не прощу себе, если эта публика явится туда за мной и найдет вместо меня Ченя-Второго и остальных. Я велю Робо-Пи следить, пока мы не… – Он описал пальцем круг в воздухе, словно намекая на новую встречу.
– Завтра? – спросил Ганси. – Я должен встретиться с сестрой за обедом. Вы оба, пожалуйста, тоже приходите.
Ни Генри, ни Блу могли и не отвечать; Ганси, разумеется, знал, что достаточно было попросить, чтобы гарантировать себе присутствие их обоих.
– Я так понимаю, теперь мы друзья, – сказал Генри.
– Видимо, так, – ответил Ганси. – Джейн говорит, это нормально.
– Это нормально, – подтвердила Блу.
И в улыбке Генри появилось что-то еще. Искреннее, счастливое, но также и нечто большее, для которого не существовало слов. Он убрал телефон в карман.
– Хорошо, хорошо. На горизонте чисто, и мне пора. До завтра.
39
В ту ночь Ронан не грезил.
После того как Ганси и Блу уехали из Амбаров, он прислонился к столбу на крыльце и стал смотреть на светлячков, мигающих в морозной тьме. Он был так беззащитен и наэлектризован, что ему даже не верилось, что он бодрствовал. В норме требовался сон, чтобы превратить Ронана в сплошную обнаженную энергию. Но это был не сон. Это были его жизнь, его дом, его ночь.
Через несколько секунд он услышал, как за спиной открылась дверь. К нему присоединился Адам. Они молча смотрели на танцующие огоньки в поле. Было нетрудно понять, что Адам напряженно работал над собственными мыслями. Слова то и дело поднимались из недр души Ронана и лопались, не успев сорваться с губ. Ему казалось, что он уже задал вопрос; он не мог дать и ответ.
На опушке рощи появились три оленя – на самой границе света, которую отбрасывал фонарь на крыльце. Один из них был очаровательный светлый самец, чьи рога напоминали то ли ветви, то ли корни. Он наблюдал за людьми, они наблюдали за ним, а потом Ронан не выдержал:
– Адам?
Поцелуй Адама – это были все мили, на которые Ронан когда-либо превышал ограничение скорости. Все опущенные в машине окна, все ночные поездки, от которых кожа покрывалась мурашками, а зубы стучали от холода. Это были ребра Адама под рукой Ронана, и губы Адама на его губах, снова, снова и снова, и прикосновение щетины, а потом Ронану пришлось остановиться, чтобы отдышаться и перезапустить сердце. Оба чувствовали себя изголодавшимися животными, но Адам голодал дольше.
В доме они притворились, что спят, но они не спали. Они растянулись на кушетке в гостиной, и Адам изучал татуировку, покрывавшую спину Ронана – сплошь острые углы, которые чудесным и пугающим образом загибались, вонзаясь друг в друга.
– Unguibus et rostro, – произнес Адам.
Ронан вложил его пальцы себе в рот.
Он больше не спал.
40
Вту ночь демон бодрствовал.
Пока Пайпер Гринмантл беспокойно спала, видя во сне предстоящий аукцион и свою растущую славу среди специалистов по магическим артефактам, демон занимался уничтожением.
Он уничтожал физические точки Кабесуотера – деревья, животных, папоротники, реки, камни, – но также истреблял и саму идею леса. Воспоминания, застрявшие в рощах, песни, которые можно сложить только ночью, ползучую эйфорию, которая наплывала и отступала вблизи одного из водопадов. Всё, что приснили здесь, демон развоплощал.
Последним он собирался развоплотить сновидца.
Сновидец будет сопротивляться.
Они всегда сопротивляются.
Пока демон разъединял и уничтожал, он регулярно сталкивался с нитями собственной истории, которые пробивались сквозь подлесок. Истории своего происхождения. Это плодородное место, богато насыщенное энергией силовой линии, годилось не только для выращивания деревьев и королей. Еще оно помогало расти демонам, если пролить достаточно дурной крови.
Здесь пролилось более чем достаточно дурной крови для того, чтобы создать демона.