Король воронов

В отсутствие информации никакие новые идеи просто не приходили в голову, и остальные воспользовались этим как предлогом, чтобы встать и потянуться. Блу направилась в сторону кухни. Ронан проскакал вперед, нарочно пихнув ее бедром.

– Придурок, – сказала Блу, и он радостно заржал.

Ганси был искренне растроган звуком этого смеха – именно здесь, здесь, в Амбарах, всего в пятидесяти шагах от того места, где Ронан обнаружил труп своего отца и где его жизнь разлетелась на кусочки. Сейчас этот смех казался таким непринужденным и беспечным – он давал понять, что его можно тратить не задумываясь, потому что там, откуда он исходил, были еще запасы. Рана, вопреки всем прогнозам, исцелялась; жертва в конце концов могла выжить.

Ганси и Адам задержались в гостиной – они стояли и думали. Окно выходило на темную парковку, где ожидали «БМВ», «ведро с гайками» и блистательный «Камаро». «Кабан» в свете фонаря на крыльце напоминал космический корабль. Сердце Ганси по-прежнему было полно ожиданий и магии, одновременно темной и светлой.

– Ты ведь знаешь про проклятие Блу? – негромко спросил Адам.

«Если ты поцелуешь своего любимого, он умрет».

Да, Ганси знал. А еще он понимал, почему Адам об этом спрашивал, и чувствовал искушение как-нибудь отшутиться, поскольку ему было до странности неловко говорить о себе и Блу. Ганси вновь превратился в маленького мальчика. Но сегодня была ночь правды, и голос Адама звучал серьезно, поэтому Ганси ответил:

– Знаю.

– Думаешь, это относится к тебе? – спросил Адам.

Ганси осторожно ответил:

– Полагаю, что так.

Адам обернулся, чтобы убедиться, что Ронан и Блу по-прежнему на кухне, вне пределов слышимости.

– А как же ты?

– А что я?

– Проклятие говорит о ее возлюбленном. А ты что думаешь? Ты любишь Блу?

Адам произнес слово «возлюбленный» очень отчетливо, как будто это был какой-то незнакомый элемент периодической таблицы. Ганси хотел уклониться от ответа, но одного взгляда на Адама обоим хватило, чтобы понять: его друг вложился в этот ответ, и вопрос, возможно, касался чего-то совсем другого.

– Да, – прямо ответил Ганси.

Адам внимательно посмотрел на него.

– А что это значит? Откуда ты знаешь, что это не дружба?

Теперь и в самом деле стало очевидно, что Адам думал о чем-то совершенно другом, поэтому Ганси не знал, как ответить. На мгновение он вдруг вспомнил, как они с Генри лазали в подвал. Генри тогда ничего не было нужно – только чтобы Ганси его выслушал. Но сейчас ситуация отличалась. Адаму было что-то нужно.

Ганси попытался как-то сформулировать.

– Наверное… Блу меня успокаивает. Как Генриетта.

Он уже рассказывал Адаму, как в ту минуту, когда он обнаружил Генриетту, в его душе что-то успокоилось. Что-то, что вечно волновалось внутри, а он даже не ощущал этого раньше. Адам не понял Ганси, но, опять-таки, для него Генриетта исходно значила что-то иное.

– И всё? Так просто?

– Адам, я не знаю! Ты просишь дать определение абстрактному понятию, которое не мог объяснить никто с начала времен! Ты на меня буквально набросился, – сказал Ганси. – Почему мы дышим воздухом? Потому что любим воздух? Потому что не хотим задохнуться. Почему мы едим? Потому что не хотим умереть от голода. Откуда я знаю, что люблю Блу? Потому что после разговора с ней я могу нормально спать. И вообще, зачем тебе это?

– Низачем, – сказал Адам, столь откровенно солгав, что оба вновь молча взглянули за окно.

Адам постучал пальцами одной руки по ладони другой.

В норме Ганси дал бы ему время походить и подумать – было одинаково непродуктивно принуждать к разговору как Адама, так и Ронана. Но в данном случае время поджимало: Ганси не мог ждать несколько месяцев, когда Адам вернется к теме разговора. Он сказал:

– Я думал, сегодня ночь правды.

– Ронан поцеловал меня, – немедленно ответил Адам.

Эти слова явственно выстроились в очередь. Адам внимательно рассматривал двор. Ганси ничего не сказал сразу; тогда Адам добавил:

– И я его тоже поцеловал.

– О господи.

– Ты удивлен?

В основном Ганси удивился, что Адам сказал ему об этом. Сам Ганси таился несколько месяцев, встречаясь с Блу, прежде чем наконец заставил себя признаться остальным, да и то лишь в экстремальных обстоятельствах.

– Нет. Да. Не знаю. Сегодня я уже удивлялся тысячу раз, поэтому не могу понять. А ты удивился?

– Нет. Да. Не знаю.

Теперь, когда Ганси получил хотя бы несколько секунд на размышления, он представил себе все варианты этого события. Он вообразил Адама – вечного ученого. И Ронана, яростного, верного и хрупкого.

– Не сломай его, Адам.

Тот продолжал смотреть в окно. О бешеной работе ума говорили лишь медленно двигавшиеся пальцы.

– Я не идиот, Ганси.

– Я серьезно.

Теперь воображение Ганси пошло дальше – он представил будущее, в котором Ронану, возможно, придется существовать без него, без Диклана, без Мэтью, со свежеразбитым сердцем.

– Он не такой крепкий, каким кажется.

– Я не идиот, Ганси.

Ганси и не считал Адама идиотом. Но Адам снова и снова ранил его собственные чувства, даже если не желал того. Некоторые самые серьезные раны были нанесены, именно когда Адам не понял, что нанес их.