Король в жёлтом

В понедельник утром в Академии Жюлиана студенты, как всегда бились за места. Те, кто был счастливчиком на прошлой неделе, пытались прогнать тех, кто угрюмо сидел, вцепившись в желанные табуреты, и ждал, когда начнется перекличка. Студенты ссорились из-за палитр, кистей и папок, требовали хлеба и зрелищ. Бывший натурщик, который в былые дни позировал для Иуды, теперь продавал в Академии черствый хлеб за одно су и зарабатывал достаточно, чтобы хватало на табак. С отеческой улыбкой заглянул и тут же скрылся за дверью мсье Жюлиан. Следом за ним явился служащий, в обязанности которого входило следить за аккуратным внесением платы. Трое студентов, не заплативших за занятия, были пойманы и отправлены на допрос к начальству. Четвертый попытался бежать, но был окружен с фланга, отрезан от выхода и пойман вместе с остальными. Примерно в то время, когда бунт перешел в острую фазу, раздались новые приветствия:

– Жюль!

Жюль с печальным смирением в больших карих глазах пожал всем руки и растворился в толпе, оставив после себя атмосферу мира и доброжелательности. Львы возлегли рядом с ягнятами, старожилы отняли лучшие места для себя и друзей, и староста, взобравшись на подиум, начал перекличку.

«На этой неделе они начнут с буквы К», – пронеслось по толпе.

– Клиссон!

Клиссон вскочил и немедленно принялся чертить мелом свое имя на полу перед подиумом.

– Кэрон!

Кэрон бросился занимать свое место. Бум! Его мольберт был с грохотом отодвинут назад.

– Какого!.. Куда ты прешь?

Бум! Коробку с красками и кистями перевернули на пол.

– Ах ты ж… – Кэрон сплюнул со остервенелым выражением лица. Удар. Бросок. Яростная драка, остановленная строгим и укоризненным голосом старосты:

– Свинство какое!

Перекличка возобновилась.

– Клиффорд.

Староста оторвал глаза от гроссбуха, поставив палец на нужную строку.

– Клиффорд!

Клиффорда не было. В этот момент он находился примерно в трех милях от Академии и с каждой секундой все увеличивал это расстояние. Не то чтобы он бежал – напротив, шел неторопливой походкой, присущей ему одному. Рядом с ним шел Эллиот, и два бульдога прикрывали хозяйский тыл. Эллиот с улыбкой читал «Жиля Бласа»[84], изо всех сил удерживаясь от смеха, потому что видел угрюмое настроение Клиффорда. Последний, мрачно сознавая это, молчал. Явившись в Люксембургский сад, он уселся на скамейку у северной террасы и с неприязнью оглядел окрестности. Эллиот привязал собак, согласно правилам выгула в Люксембургском саду, затем выжидательно взглянул на своего друга и решил возобновить чтение «Жиля Бласа».

День был чудесный. Солнце стояло прямо над Нотр-Дам-де-Пари, заливая город ярким светом. Нежная листва каштанов отбрасывала тень на терасу и расцвечивала дорожки и тропинки голубыми узорами. Здесь Клиффрод мог бы найти уйму импрессионистских сюжетов, если бы только огляделся вокруг. Но сейчас он пребывал в таком состоянии, что его мысли были заняты чем угодно, только не живописью. Воробьи вокруг ссорились и щебетали любовные песни, крупные розовые горлицы перелетали между деревьями, в солнечных лучах кружились мухи, а цветы источали тысячи ароматов и бередили сердце Клиффорда смутной тоской. И поэтому он сказал:

– Эллиот, ты настоящий друг…

– Так, это что еще такое? – сказал тот, откладывая книгу. – Все именно так, как я и думал. Ты опять гоняешься за очередной юбкой. И, – продолжал он с досадой, – если ты заставил меня прогулять занятия ради того, чтобы надоедать мне рассказами о совершенствах какой-то маленькой дурочки…

– Она не дурочка, – мягко возразил Клиффорд.

– Послушай, – воскликнул Эллиот, – у тебя хватает наглости говорить мне, что ты опять влюбился? Опять?

– Да, опять, и снова, и снова… Боже! Это серьезно, – печально заметил Клиффорд.

Эллиот посмотрел на друга с негодованием, а потом рассмеялся, махнув рукой.

– Ну давай, рассказывай, кто там у нас сегодня. Клеманс, Мари, Козетта, Фифина, Колетта, Мари Вердье…

– Они все очаровательны, просто очаровательны, но я никогда не относился к ним всерьез.

– Да поможет мне Бог, – раздельно произнес Эллиот. – Каждая из названных особ по очереди терзала твое сердце и точно так же, как сегодня, заставляла меня прогуливать занятия у Жюлиана. Ты будешь это отрицать?

– В некотором смысле это верно, но только отчасти… Ведь я действительно был влюблен в каждую из этих девушек…

– Угу, пока не появлялась следующая.

– Нет, сейчас совсем другое дело. Эллиот, поверь мне, я совершенно разбит.

Выбора у Эллиота не было, поэтому он заскрежетал зубами и приготовился слушать.

– Это Рюбарре.

– Ясно, – презрительно хмыкнул Эллиот. – Значит, ты хандришь и стонешь из-за девицы, которая ясно дала тебе и всем остальным понять, что ты можешь катиться к черту. И что дальше?

– Дальше… Мне уже все равно, я утратил всю свою робость…

– Угу, врожденную робость…

– Я в отчаянии, Эллиот. Неужели я полюбил? Никогда, никогда я не чувствовал себя таким несчастным. Я спать не могу и, честно говоря, не в состоянии нормально есть.

– Те же симптомы, что в случае с Колеттой.

– Ну послушай!