Король в жёлтом

– Это трудно – быть всегда одной, каждый день тяжело трудиться и не иметь ни единого друга. А забота, которую тебе предлагают, означает панель, где умирает всякая любовь. Я знаю это, мы все это знаем. Мы, у которых нет ничего и никого. Мы отдаем себя беспрекословно ради тех, кого любим. Беспрекословно, зная сердцем и душой, каким будет конец.

Она коснулась розы на груди и, казалось, позабыла о молодом человеке, а потом тихо сказала:

– Благодарю вас, спасибо! – Она открыла книгу и оторвала увядший розовый лепесток. Затем мягко добавила: – Я не выйду за вас замуж.

V

Целый месяц потребовался Клиффорду, чтобы полностью прийти в себя, хотя в конце первой недели Эллиот, который неплохо разбирался в друге, объявил его выздоравливающим. Выздоровлению способствовала сердечность, с которой Рюбарре отвечала на его торжественные приветствия. Сорок раз на дню Клиффорд благословлял Рюбарре за ее отказ, благодарил свою счастливую звезду и в то же время, – о глупое сердце! – ужасно страдал.

Эллиот был раздосадован отчасти молчаливостью Клиффорда, отчасти необъяснимым поведением обычно сдержанной Рюбарре. Они часто встречали ее на набережной Сены с тубусом нот, в большой соломенной шляпке. Проходя мимо Клиффорда и его приближенных, направляющихся в кафе «Вашетт», она почему-то краснела и улыбалась. Дремлющие подозрения Эллиота пробуждались. Но поскольку ему так ничего и не удалось добиться от друга, он называл его идиотом, а мнение о Рюбарре держал при себе.

И все это время Селби ревновал. Сначал он не хотел признаваться себе в этом. Выехал на пленер за город, но поля и леса только усугубляли его состояние. Ему казалось, что ручейки журчат «Рюбарре», и в перекличках косарей ему тоже чудилось ее имя. Он провел в деревне один день, и всю следующую неделю пребывал в отвратительном настроении. На занятиях в Академии Жюлиана он угрюмо размышлял, чем сейчас занимается Клиффорд. В воскресенье он отправился прогуляться до цветочного рынка у Моста Менял, оттуда пошел к моргу, затем вернулся назад, к мосту. Селби чувствовал, что больше так продолжаться не может, и отправился к Клиффорду, который лечился мятными коктейлями у себя в саду.

Они уселись рядом и принялись обсуждать вопросы морали и человеческого счастья. Каждый находил другого весьма проницательным, но Селби никак не мог взять верх в споре, к неподдельному удовольствию Клиффорда. Мятные коктейли проливались бальзамом на раны ревности и вселяли надежду на исцеление. Когда Селби поднялся, чтобы уходить, Клиффорд пошел его провожать. Они дошли до дома Селби, повернули назад и незаметно прошли все расстояние до дома Клиффорда. Обнаружив, что им трудно расстаться, они решили вместе отужинать и развеяться. Этим глаголом Клиффорд называл ночные похождения, которые, как правило, заканчивались только под утро.

Они заказали ужин в «Миньоне», и пока Селби беседовал с шеф-поваром, Клиффорд кивнул метрдотелю, как старый знакомый. Ужин удался на славу. Ближе к десерту Селби услышал, словно издалека: «Сынби в стельку пьян».

Там были какие-то люди, и, кажется, он пожимал им руки, и много смеялся, и все были чрезвычайно остроумны. Напротив сидел Клиффорд и клялся Селби в вечной дружбе. Кто-то усаживался за их столик, какие-то женщины без конца подходили к ним, шурша юбками по полированному полу. Аромат роз, шелест вееров, прикосновение нежных рук и смех становились все более и более неясными, словно помещение окутывалось туманом.

Затем вдруг все предметы стали болезненно отчетливыми, только формы и лица были искажены, а голоса зазвучали пронзительно. Селби выпрямился, спокойный, серьезный и очень пьяный. Он знал, что пьян, но при этом оставался бдительным, как будто рядом с ним находился карманный вор. Усилием воли он не позволял себе расклеиться в присутствии Клиффорда, и его спутник не догадывался, насколько пьян Селби. Разве что выглядел он чуть более бледным, чуть более серьезным, двигался и говорил чуть медленнее, вот и все.

Около полуночи Селби оставил Клиффорда мирно дремать в кресле, с чьей-то замшевой перчаткой, зажатой в руке, и в пышном боа, обвитом вокруг шеи, чтобы не простудиться. Селби прошел через холл, спустился по лестнице и очутился на незнакомой улице. Он машинально взглянул на вывеску. Название было ему незнакомо. Тогда он повернулся и двинулся к зажженным фонарям в дальнем конце улицы. Оказалось, что они находятся гораздо дальше, чем он предполагал. В результате мучительных размышлений Селби понял, что его глаза, вероятно, переставлены с привычных мест и теперь расположены по бокам, как у птиц. Ему было грустно думать о неудобствах, которые причинит такое превращение, и он попытался повернуть голову, как это делает курица, чтобы проверить подвижность шеи. Его охватило безмерное отчаяние, слезы полились из глаз и с разбитым сердцем он налетел на дерево. Это потрясло его до глубины души. Он подавил в душе неистовую нежность, нахлобучил шляпу и поплелся быстрее.