Король в желтом

– Так что же привело тебя сюда, на улицу Четырех ветров? И как ты сумела преодолеть пять пролетов лестницы и найти дверь, где тебе будут рады? Что остановило тебя, когда я отвернулся от холста, чтобы встретиться с тобой глазами? Ты кошка из Латинского квартала, а я человек из Латинского квартала. И почему ты носишь на шее шелковую розовую подвязку?

Кошка забралась к нему на колени и громко замурлыкала, когда он провел рукой по ее мягкой шерстке.

– Извини, если я покажусь тебе нескромным, – продолжал он ленивым, успокаивающим тоном, подражая ее мурлыканью, – но я не могу не думать об этой подвязке такого странного цвета, да еще с серебряной застежкой. А она серебряная, потому что я вижу на ней знак монетного двора, как предписано законом Французской республики. Итак, что делает на твоем изголодавшемся тельце розовая подвязка с искусной вышивкой – шелковая подвязка с серебряной застежкой? Мне не хотелось бы, чтобы ты сочла меня нескромным, но не принадлежит ли эта подвязка твоей хозяйке? Кто она? Какая-нибудь пожилая дама, что живет воспоминаниями о былой красоте? Наверное, она обожала тебя, раз одела на тебя собственное украшение? Шея у тебя тонкая, а подвязка впору. Я вижу – а я очень внимателен, – что ее можно еще распустить. Пять маленьких отверстий на ремешке доказывают это. А пятое отверстие изношено, как будто язычок застежки к нему привык.

Кошка удовлетворенно выпускала коготки. На улице было очень тихо.

– С какой стати твоя хозяйка надела на тебя вещицу, которую носила сама? И кажется, не снимая. Как у тебя на шее оказался этот кусочек шелка с серебром? Может быть, это была минутная прихоть, когда ты, еще не утратив на улице свою красоту, вошла в спальню, чтобы пожелать хозяйке доброго утра? Да, наверное, она уселась среди подушек, и вьющиеся волосы ее рассыпались по плечам, когда ты с мурлыканьем вскочила к ней на кровать. Да, так оно и было. – Он зевнул, откинувшись на спинку кресла.

Кошка мурлыкала у него на коленях, сжимая и расжимая коготки.

– Давай я расскажу тебе о ней, кошка? Она прекрасна, твоя хозяйка, – сонно бормотал он. – У нее волосы тяжелые, как отполированное золото. Я мог бы нарисовать ее, но не на холсте, потому что мне потребовались бы краски более яркие, чем у радуги. Я рисовал бы ее с закрытыми глазами, потому что только во сне можно найти оттенки, которые мне нужны. Из страны снов я взял бы лазурь небес, не омраченных облаками, чтобы нарисовать ее глаза. Для губ – розы из дворцового сада. Для ее лба подошли бы заснеженные горы, что восходят до самой луны, – о, в стране снов луна куда выше, чем у нас. Она… прекрасна, твоя хозяйка.

Слова замерли у него на губах, веки опустились.

Кошка также уснула, уютно свернувшись в клубок и прижавшись щекой к своему исхудалому боку, лапы расслабились и обмякли.

II

– К счастью, – сказал Северн, потягиваясь в кресле, – время обеда уже прошло. Потому что на ужин могу предложить тебе только то, что можно купить за один серебряный франк.

Кошка на коленях поднялась, выгнула спину, зевнула и посмотрела на него.

– Что же мы купим? Жареную курицу с салатом? Нет? Может, ты предпочитаешь говядину? Да, я принесу яйца и немного белого хлеба. Вина. А для тебя – молока, ладно? И еще свежей воды. – Он указал на ведро в раковине.

С этими словами он надел шляпу и вышел из квартиры. Кошка проводила его до двери, а после того, как он вышел, устроилась поудобнее, принюхиваясь к щелям и прислушиваясь к каждому скрипу старого дома.

Дверь внизу открылась и закрылась. Кошка на мгновение насторожилась, заволновалась, прижав уши в тревожном ожидании. Потом поднялась, дернув хвостом, и бесшумно обошла студию. Она чихнула от скипидара в банке, отпрянула к столу и, обнюхав кусок красного воска, уселась у двери, не отводя глаз от порога. Раздалась тоненькая кошачья жалоба.

Когда Северн вернулся, вид у него был мрачный, но кошка, с подчеркнутой радостью принялась тереться худым телом о его ноги, с удовольствием сунула голову ему под руку и при этом надсадно мурлыкала.

Он положил на стол кусок мяса, завернутый в коричневую бумагу, разрезал его перочинным ножом на куски, налил в блюдце молока. Кошка уселась над ним, одновременно мурлыча и лакая.

Пока он ел яйцо с кусочком хлеба, наблюдал, как она управляется с кусками мяса, а потом из ведра в раковине наполнил водой чашку. Как только он уселся и взял ее на колени, она сразу свернулась калачиком и начала вылизываться. Он вновь заговорил, время от времени ласково ее поглаживая.