Наконец я понял, что дальше идти бесполезно, что придется провести ночь на болотах, и, совершенно измотанный, опустился на землю. Еще мягко пригревал вечерний солнечный свет, но уже поднимался морской бриз, ноги в промокших сапогах понемногу коченели. Высоко в небе кружились болотные чайки, словно листки белой бумаги, с далекого болота послышался одинокий птичий крик. Мало-помалу солнце пряталось за равнину, и зенит вспыхнул отраженным светом зари. Я смотрел, как небо меняет цвет с бледно-золотого на розовый, а затем приобретает оттенок тлеющего огня. Надо мной заметались тучи мошкары, а выше рассекали воздух летучие мыши. Веки мои начали смежиться. Внезапно я пробудился от какого-то резкого шума в кустах и открыл глаза. Прямо перед моим лицом колыхалась огромная птица. Мгновение я смотрел на нее не в силах пошевелиться, затем что-то прыгнуло рядом со мной, и птица метнулась в папоротники.
Я моментально вскочил на ноги, вглядываясь в заросли. Из кустов вереска неподалеку донеслись звуки борьбы, а затем все стихло. Я шагнул вперед, держа ружье наготове, но, подойдя ближе, закинул его за плечо и застыл в молчаливом изумлении. На земле лежал убитый заяц, а на нем сидел великолепный сокол. Один коготь он вонзил в шею животного, а другим крепко держал его безвольное тело. Но меня удивил не просто вид сокола, сидящего на добыче. Я видел такое не раз. На когтях птицы было что-то вроде поводка, а с него свисал металлический кругляш, похожий на колокольчик. Птица устремила на меня свои безжалостные желтые глаза, а потом занялась добычей. В тот же миг среди вереска послышались торопливые шаги, из темноты вынырнула девушка. Не взглянув на меня, она подошла к соколу, просунула руку в перчатке ему под грудь и оторвала его от добычи. Ловко накинув на голову птицы маленький колпак и все так же держа ее на перчатке, девушка наклонилась за зайцем. Лапки животного она опутала веревкой и привязала ее к своему поясу. А после этого пошла обратно по своим следам. Когда она проходила мимо, я приподнял фуражку, и она едва заметно кивнула в знак приветствия.
Я был так восхищен открывшейся картиной, что мне и в голову не пришло искать у незнакомки спасения. Однако, когда она отошла, я опомнился: если я не хочу в эту ночь спать на продуваемой всеми ветрами пустоши, то мне следует поскорее заговорить. При первых моих словах она заколебалась, а когда я подошел к ней, мне показалось, что в ее прекрасных глазах мелькнул страх. Я смиренно объяснил ей свое неприятное положение, она вспыхнула, с любопытством оглядывая меня.
– Очевидно, что вы не из Керселеца, – сказала она.
В ее нежном голосе не было и следа бретонского акцента, мелодия ее речи была мне незнакома, и все же казалось, что я слышал подобную речь когда-то раньше, в ней чувствовалось что-то странное и неопределимое, похожее на мотив старинной песни.
Я объяснил, что приехал из Америки и впервые в Финистере[28], охочусь ради собственного развлечения.
– Американец, – повторила она тем же мелодичным голосом. – Я никогда прежде не встречала американцев. – С минуту она помолчала, потом, взглянув на меня, добавила: – Если бы вы шли всю ночь, то не смогли бы добраться до Керселеца даже в сопровождении проводника.
Веселенькая новость!
– Мне бы найти крестьянскую хижину, где можно было бы поесть и переночевать.
Сокол у нее на запястье заклекотал и помотал головой. Девушка погладила его блестящие перья и посмотрела на меня.
– Посмотрите вокруг, – мягко сказала она. – Видите край болот? Север, юг, восток, запад. Видите что-нибудь, кроме вереска и папоротников?
– Нет, – ответил я.
– Эти пустоши – заброшенное место. Войти сюда легко, но иногда вошедшим не суждено их покинуть. Здесь нет крестьянских хижин.
– Что ж, если вы укажете, в какой стороне Керселец, завтра мне потребуется меньше времени, чтобы вернуться туда.
В ее глазах промелькнуло выражение, похожее на жалость.
– Ах, войти на пустоши легко, довольно нескольких часов. Выйти – другое дело, это может занять столетия.
Я изумленно уставился на нее, решив, что неправильно ее понял. Прежде чем я открыл рот, она вытащила из-за пояса свисток и свистнула.
– Вам нужно присесть отдохнуть, – сказала она мне. – Вы проделали долгий путь и устали.
С этими словами она подобрала свои юбки и, сделав мне знак следовать за ней, направилась сквозь заросли папоротников к плоскому камню.
– Они придут прямо сюда, – сказала она и, присев на один край валуна, предложила мне сесть на другой конец. После свечение небес начало угасать, в розовой дымке слабо замерцала одинокая звезда. Длинный колеблющийся клин перелетных птиц плыл на юг у нас над головами, на болотах кричал чибис.
– Эта вересковая пустошь прекрасна, – тихо сказала она.
– Прекрасна, но жестока к чужакам, – ответил я.
– Прекрасна и жестока, – мечтательно повторила она. – Прекрасна и жестока.
– Как женщина, – глупо добавил я.