Король-паук

В комнате находилось несколько мужчин и неопрятного вида женщина. Они оторвали глаза от своих деревянных тарелок и оглядели Людовика. Вийон провёл своего гостя к столу и усадил возле огня, над которым на вертеле жарилась целая туша барана. Поскольку Людовик пришёл с Вийоном, он не вызвал у посетителей особого интереса, и они снова уткнулись в свои тарелки. Все, за исключением одного, были одеты в лохмотья. При этом они не шумели и не веселились. Людовик подумал, что веселье начнётся позже, когда, как следует отдохнув после тяжёлого дня, они предадутся обычным развлечениям. Ножи, которыми эти люди ловко резали мясо, блестели отточенной сталью. Даже среди «мясников» Людовик не встречал таких свирепых лиц. Ему не хотелось садиться на слишком освещённое место, но и забиваться в тёмный угол было бы тактически неправильно. Защитники Лектура тоже поставили сильнейшие заслоны у самых тёмных и низких участков стены, а королевские войска ворвались в город через главные ворота.

Единственный прилично одетый посетитель тоже сидел на почётном месте у огня. Хотя это и не была пятница, но дело происходило в апреле, то есть в середине Великого поста. Тем не менее сосед Людовика, как и все остальные, ел мясо.

— Доброе утро, отец Сермуаз, — сказал Вийон.

— Доброе утро, ваше преподобие, — поздоровался Людовик.

Его уже ничто не удивляло. Рядом с ним сидел тот самый священник, что служил мессу в церкви на улице Сен-Жак.

Он вопросительно уставился на Людовика, явно сильно напуганный: «Кто этот человек?!» В памяти Людовика всплыло кроличье лицо капеллана Жана д’Арманьяка и его жалкий конец.

— Не пугайтесь, отец Сермуаз, — успокоил священника Вийон. — Я тоже сперва ошибся. Это просто счастливый грешник, который заплатит за мой завтрак и за ваш тоже, чтобы искупить свой грех. Вчера вечером он умудрился срезать кошелёк с пояса дофина!

— Я оказался с ним на одной стороне улицы, — улыбнулся Людовик. — Как вы думаете, это грех — украсть кошелёк дофина, отец Сермуаз?

— Да это просто невозможно, сударь.

— Тем не менее он сейчас в рукаве у господина Вийона, для безопасности.

— Вот как? Вы умно поступили, отдав его ему. Я так же поступаю с содержимым тарелки для пожертвований. Иначе эти негодяи крадут друг у друга деньги. Я сам выбираю вора, чтобы он следил за другими ворами, и таким образом сокращаю убытки, хотя, конечно, мне неизвестно, сколько многоуважаемый Вийон оставляет себе.

— На карту поставлена моя честь, — рассмеялся Вийон. — Был сегодня с утра в тарелке золотой?

— Я подумал, что это чудо!

— Это был золотой моего друга, и я не украл его.

— Тогда это точно чудо, — священник набил рот бараниной и поманил пальцем служанку, чтобы она принесла ему ещё вина. — Сударь, — произнёс он, осуждающе глядя на дофина, — вы не едите мяса и тем самым как бы укоряете меня за мою постыдную слабость. Но что я могу поделать. В молодости я голодал. И ещё тогда решил, что больше голодать не буду. Теперь здесь я пренебрегаю постом.

— Отец Сермуаз добровольно стал миссионером в этом замечательном месте, — сухо заметил Вийон, — и многие посетители получают у него отпущение грехов...

— А вы что же думаете, что они в нём не нуждаются? Посмотрите только на этот сброд, — пробурчал священник.

— ...которое он даёт им на самой ужасной латыни с отвратительным итальянским акцентом за определённую плату.

— У меня прекрасное произношение. Я обучался в Риме, к твоему сведению, сентиментальный рифмоплёт. Кроме того, позволю себе напомнить, что мелкие грешки самого священника не идут ни в какое сравнение с пользой, которую приносят его богоугодные деяния.

— Мой добрый наставник Гийом де Вийон полагает, что эту пользу не следует преувеличивать.

— У меня с капелланом Бестурне разные мнения по этому поводу.

Людовик слушал и осматривался, соображая, как бы незаметно улизнуть из этого странного места. При ближайшем рассмотрении лица посетителей показались ему не более зверскими, чем у «мясников», с теми он умел управляться. Хотя ремеслом «мясников» было убийство, иногда они занимались и грабежом. Посетители таверны «Полосатый осёл» занимались тем же самым, только в обратном порядке. Он чувствовал, что ими он тоже смог бы управлять. Они дерзнули бы украсть его кошелёк, если бы этого уже не сделал Вийон, но на жизнь его покушаться не стали бы. Конечно, ему было не но себе, но не более чем в присутствии де Брезе, или своего отца, либо на заседании совета.

Кроме того, было весьма поучительно узнать, что Франсуа Вийон поддерживает весьма близкие отношения со столь противоположными по своим взглядам и образу жизни священнослужителями, как этот циничный и проницательный пастор сомнительного сброда и учёный настоятель церкви Бенуа ле Бестурне, через которую проходило множество секретных дипломатических посланий.