Король и император

Заботливый к тем, кто служил верой и правдой, Бруно велел отвести на центральном дворе место для полевого лазарета, куда непрерывно поступали раненные в стычках с местным населением, а еще больше тех, у кого нога попала под камень или рука запуталась в паутине канатов. Только в самой крепости имелась в изобилии чистая вода — глубоко в скалу уходил колодец. В питьевой воде пострадавшие нуждались больше всего. Теперь, однако, из-за пожара и паники ручеек раненых превратился в целую реку. Люди с ожогами и с переломами; болваны, поранившиеся собственным оружием. «Надо отменить приказ об отправке всех пострадавших в крепость, — решил Бруно. — Пусть подождут на прилегающей равнине до утра. Они уже мешают рабочим. Вон, в углу группа с носилками идет совсем не в ту сторону». Бруно открыл было рот, чтобы окликнуть их, но передумал и угрюмо велел Тассо заняться этими дурнями, а сам повернулся к подоспевшему Агилульфу и прорычал распоряжение: всех пострадавших, кто еще не нашел себе койку, убрать и больше никого не впускать.

Вернувшись к наблюдению за двором, Бруно увидел группу людей в воротах. Эти люди отличались выражением лиц — не страх, а радость, даже ликование. Среди них был верный Эркенберт, он шел пешком, оставив мула под горой.

— Что у вас? — спросил Бруно.

— Крыса, — ответил старший, один из братьев ордена, блестя глазами в красном зареве.

Вольфрам, узнал Бруно, славный воин из святого Эхтернаха.

— Она выбежала из крепости и попала прямо в руки Дитриху.

— Из крепости? Но ваш пост с западной стороны, там нет ворот.

— Нет ворот, о которых мы знаем, herra. Но этот мальчишка выбежал к западному ущелью. Он не спускался по стене, мы бы его заметили. Он мчался сломя голову, только пятки сверкали.

— Я подцепил его древком копья, — добавил грузный Дитрих. — Он сломал ногу и пискнул, но я зажал ему рот. Он не смог предупредить тех, кто все еще внутри.

— И взгляни-ка сюда, герра, — продолжал сияющий сержант Вольфрам. — Взгляни, что крысеныш нес в свою норку.

Он развернул узел у ног императора. Посыпались кубки, тарелки и массивный подсвечник. Золото заблестело в свете догорающего на равнине пожара.

Бруно нагнулся, поднял блюдо, ощутил его тяжесть. Что-то выгравировано. Трудно прочитать. Не буква ли «N», написанная плохим почерком?

— Что ты можешь об этом сказать? — спросил Бруно, передавая блюдо Эркенберту.

— Немногое, — ответил дьякон. — Уверен, это не из вещей какого-то сельского барона. Больше похоже на блюдо для облаток в соборе у римского папы. Думаю, надо расспросить у мальчика.

Взгляды обратились на пленника. Совсем юный, с искаженным от боли лицом, он поджимал ногу, чтобы не касаться ею земли. Смуглый, в плохой одежде. Из местных. Видевший разбитого змея и его мертвого наездника Бруно, пожалуй, ожидал, что это будет еще один проклятый англичанин.

— Допросить пытались?

Вольфрам кивнул:

— Мы его не понимаем, он — нас.

— Я найду переводчика, — сказал Эркенберт. — А потом мы сделаем то, что необходимо. Уведите его за ворота.

— Я знаю, что ты не будешь слишком добрым, — обратился к дьякону Бруно. — И ни перед чем не остановишься, чтобы вытянуть из него правду. Но вот мой совет. Никогда не начинай с легкой пытки, чтобы потом усиливать ее. Сопротивление рождает мужество. Сразу сделай ему очень больно — больнее, чем он может выдержать. Потом дай понять, что можно избавиться от страданий.

— Как только я найду местного священника для перевода, — кивнул Эркенберт.

Пленник затравленно озирался, ни жив ни мертв от страха. Что же делать теперь? Погибнуть, как Маркабру и его воины?

Сотней ярдов ниже, в толпе изгнанных калек и лекарей, Свирелька и его помощники сгибались под своей нелегкой ношей — под Граалем, к которому был крепко привязан Шеф. Король раскинулся на выступающих в стороны ступеньках, за которые держались носильщики, а легко узнаваемое лицо с одним глазом было прикрыто тряпкой, как у обгоревшего или у покойника. Ришье семенил позади, серый от страха, но крепко сжимающий сверток с драгоценными книгами. Ему довелось пройти в двадцати футах от земного воплощения дьявола, от самого императора. Слава Богу, истинному Богу, чья власть над землей узурпирована лживым дьяволом христиан, что все внимание Бруно отвлек несчастный Маури. Что теперь будет с Маури?.. Увы, это еще раз продемонстрирует силу князя мира сего, которому даже истинный Бог не всегда способен противостоять в своем незаконно отнятом царстве.

Когда они шли вниз по склону горы, их подстегнул отчаянный вопль. Пастушки узнали этот голос, хоть и искаженный болью.

Глава 20

— Так мы потеряли Маури, — закончил Ришье рассказ.

Горестный крик вырвался у одной из женщин в толпе селян — должно быть, у матери мальчика. Ансельм не произнес ни слова, неуверенно посматривая на самую драгоценную реликвию секты, стоявшую на виду у непосвященных и язычников.

«Похоже, он наконец-то осознал, что после выноса Грааля из крепости хлопот только прибавится», — мрачно подумал Шеф.

Он тихо отошел в сторону, испытывая знакомую боль в ногах после езды на краденой лошади.