Король и Дева (СИ)

Двалин был серьезен, сидел ровно, будто меч проглотил, и бросал высокомерные взгляды на эльфов-прислужников — те в ответ делали каменные лица. Бильбо, похоже, это не нравилось — он против обыкновения поел быстро и убежал из трапезной.

***

Жанна не стала гулять по окрестностям, любуясь местными красотами, а сразу пошла к себе. Голова раскалывалась от мыслей. Ей определенно нужно побыть одной. И Жанна снова растянулась на уютном ложе…

Какой-то комар зудел, так и не давая заснуть. Откуда, здесь же нет комаров? Зудение плавно переростает в монотонный речитатив:

— Кто вы такие?

— Куда вы идете?

— Сколько вас?

— Кто вам помогает?

— В чем ваша цель?

— Зачем вы проникли в наши земли?

Вопросы повторяются до бесконечности, сливаясь с монотонным стуком капель. Одни и те же вопросы, вновь и вновь, а вокруг только тишина, темнота и сырость. Лишь свет факелов неверными бликами мечется по стенам, выхватывая из мрака потеки воды.

Пленник угрюмо молчит.

Длинные черные волосы падают на плечи, руки разведены в стороны и прикованы высоко к стене, на плечах — жалкое рубище вместо одежды, на запястьях, под наручниками, кожа стерта до мяса.

Жанна теряет дыхание от ужаса, сердце останавливается в груди.

Запекшаяся кровь на лохмотьях. Через прорехи на плечах и груди следы от пыток — ожоги и раны, свежие и старые.

Она помнит, каково это! Все повторяется, и нет ни света, ни избавления. Без неба и солнца ты быстро теряешь счет дням, кажется, что давным-давно умер и похоронен.

И где остальные, живы ли?

Торин поднимает тяжелый взгляд. Глаза его кажутся черными, и огонь факелов отражается в них пожаром ненависти.

— Что вы сделали с моим отрядом? Где мои воины? — низкий голос разносится по подземелью.

Тюремщики, на миг отшатнувшись, снова приближаются к нему.

«Трусливы, как стая шакалов, и так же опасны. И это тоже эльфы?!» — Жанну передергивает от омерзения.

— Ответь нам, и мы тебе все расскажем!

«Как же!» — против воли вырывается у Жанны. Но ее голос никто не слышит.

Тюремщики одинаковы во всех мирах. И слова своего не держат. Она поверила один раз, подписав признание «об отречении от ересей и послушании Церкви». Только из английской в церковную тюрьму ее так и не перевели. Да и бумага оказалась подложной. Запоздалое раскаяние сечет не слабее бича.

— Не думаю, что это поможет, — через силу усмехается гном.

Голос его падает до шепота. Он устало роняет голову на грудь.

Из тишины и тени вырастает мрачный силуэт. Голову венчает корона из переплетенных веток и листьев. Идеальные до дрожи черты лица скорее отталкивают, чем привлекают. Глаза голубые, как у Торина — но другие, совсем другие! У короля гномов, даже когда он недоволен или злится, всегда синее тепло на донышке. А у этого взгляд морозит, как вековечный горный лед. Жанна удивляется — она не видит даже тени короны над головой высокого эльфа, но слуги называют его королем.

— Он ничего не сказал?..

Легкий наклон головы, рот короля при этих словах будто и не шевелится. Голос нечеловеческий. Он безжизненный. Равнодушный, лишенный любых чувств — злых или добрых. Словно поставивший себя выше всех созданий этого мира.

Прислужники склоняются в поклоне:

— Нет, о король!

— Тогда продолжайте. Нам нужно знать. Мне нужно знать! И — на хлеб и воду его. Гномы — крепкий народ, но и камень раскалывается.

Теперь Жанне кажется, что в голосе эльфа звучит непонимание и недовольство. Что за упрямец! Гном не должен был продержаться и суток. Если бы заговорил сразу, не пришлось бы применять этих некрасивых крайних мер. Сколько возни его подданным с одним оборванцем! Лучше бы это был орк — давно бы порвали на кусочки.

— Помните — только легкое воздействие.

«Значит, это — легкое воздействие?!» — негодует Жанна. Она запомнит эти слова.

— Ваша милость, он отказывается от еды.

Жанна задыхается, возвращаясь в прошлое, в свое прошлое. Это она вновь в тюрьме без надежды на спасение. Она пытается закричать, но грудь перехватывает.

Нечем дышать!

Эльфы проходят сквозь нее, словно тени. Жанна царапает себя за горло, но хватает лишь воздух, смотрит на пальцы — там пепел и зола…

— Жанна, очнись! Жанна! Опять?! — кто-то трясет ее за плечи.

Яркое солнце сменило мрачную тьму подземелий. Аромат цветов заглушил запах тлена. Прямо перед ней — глаза цвета неба, в которых плещутся забота и тревога за нее. И что-то еще, опять ускользающее от ее понимания. Ни следа от ненависти и лишений — ни мешков под глазами, ни запавших щек, ни острых скул.

Очнувшись, она посмотрела на него, задыхаясь от пережитого ужаса, и, позабыв стеснение, вцепилась пальцами в плечи гнома. Отчаянно прижалась к нему, живому и невредимому. Рыдания сотрясали ее, слезы жгли щеки. Как она не умерла там, во сне?

Пусть решит, что она безумна, пусть! Главное — он жив, он рядом.

— То-рин! Это сон, — всхлипывая, шептала Жанна, стуча лбом в грудь гнома, словно заставляя саму себя поверить. — Это неправда, это был всего лишь сон, только сон!

И даже не дернулась, когда Торин сомкнул руки на ее спине.