Король франков

Церковь погрязла в грехах и никак не очистится; монахи бегут из монастырей; люди всё хуже и хуже служат Богу и святым. В церквах устраивают балы, а священники ходят в гости к монахиням, пьют вино и поют мирские песни, облачённые как те, гак и другие в бесовские одежды, обтягивающие ягодицы, выставляющие напоказ грудь. А князья без зазрения совести отбирают церковные земли — кто с помощью насилия, кто по нраву наследования или купли-продажи. Бог отступается от людей, позволяя одним врываться в монастыри и творить там беззакония, другим с лёгкостью покидать обители, невзирая на обеты. Вот недавно какой-то норманн похитил невесту Христову средь бела дня. Епископ жалуется, а императрице как с гуся вода... Тяжёлые времена: упадок нравов, веры в Христа, в спасение...

Архиепископ тяжело вздохнул. Многое пришло в разлад. Как упорядочить? Бог хочет, чтобы каждый был на своём месте; таков, по Евангелию, путь к спасению. Но никто не хочет его искать. Монах берёт в руки меч, прихожанин под видом монаха проникает к любовнице; граф становится аббатом, епископы погрязают в мирских оргиях... А герцоги и графы тянут руки к богатствам монастырей, забывая, что сие принадлежит Богу, и жажда стяжательства оного — от лукавого. Князь дарит епископские земли своим милитам, образуя из них войско — силу, способную поработить такого же князя. Дарит кто хочет и кому хочет, а коли воспротивится епископ, так могут сжечь или отрубить голову. И отовсюду жалобы, жалобы... Пишут епископы, они же аббаты, взывая к порядку, к борьбе с хаосом.

Но вот Париж! Отсюда отражали набеги норманнов графы Парижские, предки Гуго, становившиеся королями, и он намерен вновь сделать этот город Хлодвига столицей. Когда-то он был процветающим, хоть и выглядел так себе: остров с домами и двумя башнями, с монастырями и церквами по левому и правому берегу реки... Что ныне осталось от этих храмов — разграбленных, осквернённых викингами, обнесённых стенами плача?.. Откуда же порядок в этих руинах, а ведь отсюда, из сердца, должны литься лучи, в свете которых возродятся и порадуют Бога, как в старые добрые времена, остальные аббатства. По примеру Парижа и Клюни, они упорядочены и обновлены и вызывают в своём величии священный трепет, а не жажду наживы.

Архиепископ плотнее запахнулся в лиловую меховую мантию с лисьим воротником: из окна дуло. И вернулся мыслями к королю. Надолго ли?.. А потом? Его сын? Это ещё как посмотрит знать. Феофано намекнула, что желала бы видеть на троне германца, тогда ей было бы легче. Но не скоро — опять же её намёк. Пусть посидит пока Капет, поглядим. А тот заявил, что хочет короновать сына. Он прав, иначе династию не упрочить. Но Феофано советует повременить, пусть Капет сходит сначала на мусульман. Ему, старику, пришлось выкручиваться, ссылаясь на занятость, наведение порядка в церковном мире и ещё на что-то, не помнится уже по старости...

Тут архиепископ вновь вернулся в мыслях к парижским монастырям. Сколько их: Сен-Жермен, Сен-Женевьев, Сен-Марсель... а церквей, что по берегам, и не счесть! Всё это надо восстановить. Сколько работы у короля! А кроме него — кто же? Он не скуп, его щедрые пожертвования на храмы известны. А Феофано? Хорошо ей там рассуждать, а сама не дала ни солида[19]. И она ещё строит какие-то планы?.. Нет, положительно пора браться за восстановление старых храмов и постройку новых, Гуго одобрит и даст средства. Норманнов же теперь бояться нечего, Капет и Ричард родственники и друзья. Да и сын Ричарда при дворе у Гуго — чем не гарантия мира с норманнами? Не зря Феофано отчитала епископа за его олуха викария и монастырь, где аббатисой — тётка Ричарда. А этот граф, её внучатый племянник... что если сделать его слугой империи, возведя в сан епископа?..

Шаги послышались в коридоре, остановились у двери. Вошёл клирик, доложил:

   — Король франков, ваше преосвященство.

Адальберон кивнул, не удивившись. Он знал, что Гуго пожалует.

Клирик удалился.

Поприветствовав архиепископа, король подошёл к очагу, протянул руки:

   — Чертовский холод! Колючий снег, да ещё с ветром. Спасает мантия на меху, да шапка. А вот ноги и уши...

Старик выглянул в окно:

   — Много намело снега. К урожаю. Хоть для зимы и рано...

   — Короновать Роберта тоже рано?

Архиепископ перестал созерцать саван за окном, повернулся, взглянул исподлобья:

   — Так вот вы за чем...

   — А догадались, так ответьте, ваше преосвященство.

   — Ведь я объяснил вашим посланцам, что не время ещё, не зажили былые раны у знати... Пусть попривыкнут вначале к новому королю. Сколько лет ведь правили потомки Карла Великого.

   — И это вы считаете разумным и достаточным объяснением? Я им не удовлетворён.

   — Чего вы хотите?

   — По-прежнему любить и почитать Бога и святых, не забывать о духовной добродетели, защищать Церковь, обновлять старые храмы и строить новые.

   — Я рад, что в лице Гуго Капета Церковь имеет такого надёжного защитника и покровителя.

   — Она может лишиться его, если вы по-прежнему будете упрямы. Вы роете Церкви могилу во Франции. Хотите, чтобы она отреклась от Бога и вернулась к язычеству?