— Святые небеса! — Феофано вскочила, будто подброшенная пружиной и, забыв все свои намерения, набросилась на свекровь: — Чёрт вас возьми, мадам! Что же вы сразу об этом не сказали?! — Она принялась быстро ходить по комнате от стены к стене; накинутая на плечи лёгкая шёлковая накидка полоскалась у неё за спиной. — Ричард Нормандский! Нам ещё только не хватало, чтобы он обрушился на империю с датчанами и скандинавами, с которыми его связывают родовые корни! Викинги! Норманны! Довольно уже от них пострадали в своё время франки, недоставало теперь их здесь! А этот епископ... Он полагает, что из-за его вздора, который он тут несёт, я допущу, чтобы вместо одного щенка, который, без конца тявкая на Лотарингию, наконец-то угомонился, на империю напали два матерых пса?!..
Она резко остановилась и поглядела на свекровь. Та всё в той же позе сидела на месте с непроницаемым лицом и отсутствующим взглядом. Феофано подсела к ней совсем близко и неожиданно сама для себя взяла её за руки. Адельгейда вздрогнула. Их взгляды встретились. Глаза невестки излучали ласку, чего свекровь никогда не видела.
— Ах, как же вы вовремя... — растроганно проговорила Феофано. — Ведь ещё немного, и я отослала бы письмо!.. — и она крепко сжала руки свекрови.
Та не могла не отреагировать на этот порыв и, высвободив свою руку, слабо улыбнулась. Феофано, чувствуя, как глаза заволакивают непрошеные слёзы, произнесла:
— Простите меня, матушка...
— Простить? — всем корпусом повернулась к ней Адельгейда. — Но за что же, светлейшая императрица?
— Не называйте меня больше так, я прошу. Ведь для вас я... ваша дочь. И я должна любить вас! Я хочу!..
И Феофано уронила голову на грудь свекрови.
Та с улыбкой погладила её по волосам; лицо её цвело от радости. Видно было, что и ей давно надоели, потому что всегда доставляли одни лишь неприятности, постоянные размолвки с невесткой по поводу воспитания юного императора.
— Мы будем жить в мире, если ты захочешь и перестанешь мне перечить, — произнесла Адельгейда. — Я всё же опытнее...
Феофано подняла голову и поцеловала свекровь в щёку.
— Теперь мы вместе, и я так рада! — весело воскликнула она. — Нельзя жить волками, ведь правда же? Ну, сколько можно?..
— Хорошо, что ты это поняла, девочка моя.
— Теперь я буду слушаться вас, — Феофано удалила остатки слёз. — Я, конечно, императрица, и моё слово — закон, но отныне я всё буду решать с вами, ведь вы такая умная...
— Всегда буду рада помочь тебе, дочь моя, — ласково ответила ей на это свекровь.
— Наконец-то вы договорились, — неожиданно послышался рядом детский голос.
Обе, как по команде, повернули головы. Боже, они совсем забыли про маленького Оттона. Улыбаясь, он стоял теперь рядом с ними и, глядя то на бабку, то на мать, говорил:
— А то всё грызутся и грызутся... Надоело уже. Вы ведь не собаки.
Свекровь и невестка, поглядев друг на друга, рассмеялись.
— Да, но что же ты ответишь епископу? — спросила Адельгейда у Феофано.
Но сын неожиданно опередил:
— Пусть не сует нос не в своё дело, не то моя мать живо поставит его на место!
— Ну что скажете на это? — озорно блеснула глазами императрица.
— Мудрое решение, мой мальчик, лучше не скажешь, — с улыбкой ответила Адельгейда. — Однако епископ пишет ещё, будто этот нормандец вызволил какого-то монаха, которого собрался наказать викарий за еретические суждения. Далее епископ сообщает, что племянник чудом избежал смерти, так как нормандец хотел его убить. Что ответишь на это, Феофано?
— Никто не смеет наказывать монаха, лишь Святейший синод, руководимый Господом Богом с высоты небес! Говорите, этот Можер покушался на жизнь викария? Жаль, что он не убил его.
— Значит, ты одобряешь такой поступок?
— Да, матушка, а вы?
— Я даже стала уважать этого бесстрашного нормандца. Бросить вызов самому епископу!
— Он бросил его вторично, когда штурмовал монастырь! — напомнил маленький Оттон.
— Что касается викария, — сказала Феофано, — то я прикажу епископу наказать его за превышение полномочий и пошлю человека, который проследит за выполнением моих распоряжений. Теперь о монастыре. Епископ негодует, что это не аббатиса сообщила ему о вторжении нормандца в её монастырь и побеге с ним одной из послушниц. Усматриваю в этом тонкий ум аббатисы. Это чрезвычайно умная и дальновидная женщина. Епископу укажу, чтобы сделал щедрый вклад в её монастырь, авось это прибавит ему ума, которого у него не хватает, чтобы замять дело с какой-то девчонкой.
Она взглянула на свекровь. Адельгейда кивнула в ответ.
— Удивительно, как это ты нынче ловко и быстро всё решаешь, — хмыкнул Оттон, поглядев на мать. — Обычно долго раздумываешь.
— Это оттого, — радостно проговорила Феофано, поворачиваясь к свекрови, — что рядом со мной мать покойного мужа, твоя бабка, мать всех королевств и самая умная женщина. Наконец, она моя свекровь, которую я очень люблю.
И она снова крепко сжала ладони Адельгейды.
— А ведь из письма епископа можно извлечь немалую выгоду, дочь моя, — неожиданно сказала бабка юного императора. — Однако решать это всецело тебе, я лишь скажу, что заранее одобряю, но не настаиваю.