Читаем Король франков полностью

   — Кажется, мне удастся сделать из тебя человека, — сказал он. — А ты сама этого хочешь? Понимаешь, что я вытаскиваю тебя из могилы?

   — Да, — пролепетала юная невеста Христова.

   — Слава богу, хоть одна увидела всю гнилость этого болота.

   — И всё же вы обращаетесь к богу?.. — вопросительно выгнулись дугой брови послушницы.

   — Не обращай внимания на это пустословие, — махнул рукой нормандец, и они вновь направились к воротам.

Им осталось уже несколько шагов, как наставница послушниц закричала вслед:

   — Вы не смеете забирать сестру Инессу! Это запрещено уставом! Сам епископ совершил обряд посвящения на ступенях алтаря! Она дала Богу обет целомудрия!..

   — Обет чего? — обернувшись, рассмеялся Можер в постное лицо сестры Барбеты. — Мне не знакомо это слово, детка, адресуй его своему небесному жениху. Что касается этой девочки, то она забудет его так же легко, как и произнесла.

Рено с нетерпением поджидал приятеля; Можер ещё издали увидел его лицо сквозь дыру в воротах, а теперь и услышал обрадованный голос:

   — Наконец-то, граф! Я уж подумал, не сожрали ли тебя ненароком церковные крысы?

   — Одну, прозревшую, я веду за собой, Рено, — крикнул в ответ нормандец, — других, слепых, оставляю во мраке невежества. А, это ты, крошка? — поглядел он на привратницу. — Должно быть, соскучилась, ожидая меня? Зато я с добычей! Что поделаешь, ваша обитель поплатилась за это сломанной дверью. Благо, она оказалась достаточно высокой, не то мне пришлось бы расширить проем. Но что я вижу, ворота вновь на запоре? — он повернулся к настоятельнице. — Тётушка, прикажите своим овечкам снять засов, разве вы не видите, как я тороплюсь?

   — Можер, одумайся! — предприняла последнюю попытку воздействовать на строптивого родственника аббатиса. — Ведь епископ узнает, поднимется шум, меня ждёт нагоняй. Неужто тебе не жаль свою двоюродную тётку?

   — Конечно, жаль, как можете вы в этом сомневаться, тётушка? Однако вам, по-видимому, неведомо, что такое служба королю. Это то, мадам, что исключает всякие родственные связи и чувства. Так и скажите епископу, когда он спросит вас.

   — Он подвергнет тебя отлучению, Можер! Я, конечно, и слова не скажу, но начнут опрашивать других, и они расскажут о твоих богохульствах.

   — Я подчиняюсь королю, тётушка, а он сильнее. Что касается вашего епископа, то мне на него попросту начхать. А если он станет угрожать, то я его повешу вниз головой... — Можер оглянулся по сторонам, — вот на этом дереве, — он показал, на каком именно, — так ему и передайте. Думаю, после этого у него отпадёт охота к отлучениям. К тому же, тётушка, я вскоре возвращаюсь в Нормандию, отец надумал меня женить.

   — Хвала Господу! Может, тогда ты возьмёшься за ум.

   — Посмотрим ещё, какова невеста. Коли станет на брачном ложе петь псалмы во славу Господа, то придётся уму-разуму учить не меня, а её.

   — Когда же уезжаешь?

   — Провожу мать, а за ней уж сам.

   — Так Гуннора здесь? Почему же она никогда не навестит меня?

   — Не знаю, тётушка. Но я передам ей вашу просьбу. Так что же ворота? Откроют мне их?

Аббатиса огляделась по сторонам и подошла к племяннику ближе.

   — А сам ты этого сделать не можешь? — негромко проговорила она. — Представь, что я собственноручно отодвину засов у всех на виду... Что отвечу я потом епископу?

Можер повернулся и резко сдвинул огромный засов, похожий на бревно. Проехав в скобах, он вылетел из них и гулко шлёпнулся о землю шагах в пяти.

   — О Боже, — покачала головой аббатиса, — теперь нам всем придётся поднимать его.

   — Ничего, пусть потрудятся, — кивнул Можер на монахинь, наблюдающих за ними, — не всё же им таскать травинки из земли.

Он пропустил вперёд Герду, сам вышел следом. Рено подвёл ему лошадь. Можер вскочил в седло, потом поднял сестру Инессу и усадил впереди себя.

   — Прощайте, матушка! — крикнул он, помахав рукой аббатисе. — Наверное, мы теперь очень долго не увидимся с вами. Но, может быть, я ещё вернусь. Зачем, хотите вы спросить? Чтобы повесить епископа, а поскольку мне не хотелось бы возвращаться пустым, захвачу вот эту девчонку, — он указал глазами на привратницу, которая, хоть и густо покраснев, не могла всё же скрыть довольную улыбку. — Она мне нравится, чёрт подери! А ты, — крикнул он сестре Барбете, стоявшей поодаль, — когда я вернусь, не забудь, что я тебе обещал. И помните, тётушка и вы все, Можер Нормандский не привык бросать слов на ветер!

И он дал шпоры коню. Следом за ним поскакал Рено. Лишь облако пыли осталось на том месте, где стояли обе лошади.

К настоятельнице, молча глядевшей вслед стремительно удалявшимся всадникам, тотчас подбежали монахини:

   — Ах, кто это? Кто это был, матушка? Вы скажете нам?

   — Кто? — мать Анна тяжело вздохнула, всё ещё глядя на относимые ветром в сторону клубы пыли на дороге, йотом вдруг улыбнулась чему-то и, смахнув непрошеную слезу, произнесла: — Мой внучатый племянник.

И добавила тихонько про себя:

   — Скорее это был племянник сатаны.

И тут же, приложив два пальца к губам, торопливо перекрестилась.

Пока монахини всем гуртом поднимали засов, чтобы вставить его обратно в пазы, сестра Барбета, повернувшись, медленно побрела прочь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза