Корабль в пустоте

– Как-то сомнительно, что в этом утюге есть пятьдесят одноместных номеров, – заметил я Колюбакину, хотя думал совсем о другом. – По двое, что ли, селить будете?

– О, не беспокойтесь, здесь сейчас почти никто не живет. Все участники будут жить по одному – если надо, в двухместном.

Мы вошли гуськом в отель и сразу заполнили собой весь небольшой холл. На этот раз я не стал спешить к стойке – хотелось посмотреть, как регистрируются другие. Чтобы потом меня не уверяли, будто бы они не регистрировались. Я даже сделал на телефон общее фото соотечественников у стойки. И тут я увидел слева от ресепшена лобби с двумя составленными углом красными кожаными диванами, над которыми висело по картине. На них изображен был один и тот же сюжет, только с разных ракурсов: крытая галера со львом святого Марка на бушприте, идущая весельным ходом под алым венецианским флагом. На мостике корабля отважно стояла, поднимая бокал, разодетая и, наверное, нетрезвая синьора под красным зонтиком, догаресса, быть может, а за ней, в тени балдахина, угадывались пирующие рожи. Подойдя поближе, я понял, что вторая картина – это зеркало, в которой отражалась первая, а теперь отразился и я собственной персоной. Физиономия моя имела вид какой-то дурацкий и немного перекошенный. Что ж, немудрено – я прибыл сюда из падающего самолета.

Повернувшись к оригиналу картины, я стал изучать ее. В ней не было ничего необычного и художественно привлекательного, немного смущала только эта вылезшая на мостик догаресса. «Догаресса молодая…» Так это же из Пушкина, из его незавершенного венецианского сюжета! -

Ночь светла; в небесном поле
Ходит Веспер золотой,
Старый Дож плывет в гондоле
С Догарессой молодой…

Может быть, картина каким-то образом продолжает стихотворение Пушкина? А что, здесь, в «Аквариуме», и не такое возможно… Если этот сюжет, как утверждают некоторые пушкинисты, называется «Марино Фальеро», то события дальше будут развиваться так: одна из рож под балдахином оскорбит нескромную догарессу, а затем и вставшего на ее защиту старика Фальеро. Дож потребует от сената наказать дерзкого вельможу, но сенаторы ограничатся ничтожным взысканием. Тогда Фальеро примкнет к заговору военных против венецианских патрициев, будет схвачен накануне восстания и обезглавлен. По преданию, отрубленную голову экс-дожа сбросят с вершины «лестницы гигантов» Дворца дожей.

Я вернулся к стойке. Все регистрировались чин чином, сдавали паспорта на ксерокопирование, получали карточки. Портье вносил каждого в гостевую книгу. Ничего подозрительного. Я был последним. Мне выпал номер 203.

– Повезло, двухместный, – прокомментировал Дмитрий Евстигнеевич. – Я же вам говорил!

– Спросите у портье, что такое «Альвери»?

– А, сейчас. Il cliente è interessato: cosa significa “Alveri”?

Кудрявый, с сединой на висках портье поднял брови и пожал плечами:

– Mi scusi, signore, non lo so, lavoro qui di recente.

– Он не знает, потому что работает здесь недавно, – перевел Колюбакин. – Попросить позвать менеджера?

– Ладно, проехали.

– Тогда прошу в лифт. Дамы и господа, заходите по четыре человека. Через час в здешнем кафе ланч. Вас приедет приветствовать представитель оргкомитета. К тому времени и словенцы подтянутся.

– А итальянцы? – зачем-то поинтересовался я.

– Они у себя дома, им спешить некуда, поэтому появятся позже всех. Итак, размещайтесь, а я через некоторое время принесу вам материалы по конгрессу.

Комната 203 находилась в «кормовой», широкой части отеля, на третьем этаже, то бишь на втором, если считать по-местному, ибо первый этаж у них – нулевой. Номер, действительно, был неплохой, не тесный, с лоджией, только с какой-то навязчиво-минималистической обстановкой: например, все шкафы и полки не имели дверец, и вещи, таким образом, выставлялись на всеобщее обозрение. Холодильник, он же мини-бар, впрочем, был с дверцей. Но со стеклянной.

Поставив чемодан, я первым делом проверил, есть ли у меня валюта. В бумажнике я увидел несколько зеленых стоевровых купюр, – сколько именно, даже считать не стал, всё равно не мои. Как появились, так и исчезнут при очередном перемещении.

Потом я полез в портфель в надежде обнаружить доклад и быстро нашел среди прочих бумаг текст в пластиковой папке, озаглавленный «К вопросу об альтернативной расшифровке Птуйской надписи».

Я взял доклад, посланный мне из астрала, и вышел на балкон. Напротив, за купой деревьев, было здание неизвестного предназначения с глухой стеной. Справа пролегала линия железной дороги и шоссе вдоль нее. И заборы, заборы. Я сел в шезлонг, вытянул ноги и стал изучать текст.

Там, как я и ожидал, излагалось то же самое, что я рассказывал Стригунову и Глазовой в самолете, но в преамбуле имелось и нечто новое, – то, что я подчеркивал для себя в источниках или выписывал из них, но не свел еще воедино: