Корабль в пустоте

Но в проклятом «Аквариуме» мой подъем стал улетучиваться. Начать с того, что теперь двое полицейских проверяли документы у входа в отель, а прямо за дверями была установлена рамка металлоискателя. Характерные типы в штатском торчали у стойки, лифтов и пожарной лестницы. Пройдя через все эти фильтры, до лифта я добрался лишь минут через пять, а в лифте обнаружился еще один мордоворот. Как всё это могло способствовать поиску этрускологов, я не понимал. Да и никто, наверное, не понимал: просто власть по привычке изображала кипучую деятельность там, где ее уже не требовалось.

В номере меня ждала новая неприятность. В мое отсутствие его хорошенечко обшмонали: все вещи были не на тех местах, куда я их накануне положил, а кровать заправляла явно не горничная. С отвращением я заглянул в перерытый чужими лапами чемодан. Господи, зачем это? Что они могли найти здесь полезного для себя? План подземелья, в которое я отвел делегатов, как Гамельнский крысолов? Или что? Я прошелся по номеру. Теперь-то наверняка меня не только слушают, но и снимают, а камеры и «жучки» на этот раз хорошо замаскированы. Находиться мне здесь было противно. Пойду в библиотеку, где мне, собственно, и положено быть как делегату, решил я, почитаю там что-нибудь, потом пообедаю, а потом как Бог даст. В номер вернусь только ночевать.

Однако, когда я направлялся к лифту, меня остановил Набыченный, сидевший, как и давеча, в лобби на диванчике.

– Гражданин Лосев, в интересах следственных мероприятий вы не должны покидать отель, – зло сообщил он. Вероятно, переживал потерю второго уже микрофончика. Они ведь, небось, расписываются в ведомости, получая на руки этот реквизит. И я уже, что характерно, «гражданин»! Ну, естественно, никого кроме меня у них в этом деле до сих пор нет, так что будут прессовать по полной. Скоро и в камеру с уголовниками посадят.

– А у вас что – есть постановление о моем домашнем аресте? – вежливо осведомился я.

– А вы не под арестом. Но, если вы не хотите под него попасть, то должны сотрудничать со следствием в качестве свидетеля. Мы не можем гоняться за вами по всему городу, когда вы нам срочно понадобитесь.

– И что же: я должен сидеть в этом непроветриваемом номере, и даже не могу спуститься в бар? А как мне обедать?

– В бар, ресторан – можете, и даже во внутреннем саду погулять, но под нашим наблюдением.

– Вот спасибо, уважили! А скажите: если у вас нет ордера на меня, то на основании чего вы произвели обыск в номере?

– Я ничего не производил.

Возразить мне было нечего – ведь он и впрямь таскался за мной в собор, а потом на кладбище.

Я пошел дальше. Мне не нужен был ни бар, ни бамбуковая роща в саду камней, но я не знал, куда еще деваться. Набыченный, между тем, кого-то вызывал по рации: докладывал, очевидно, что я иду.

И тут произошло нечто похожее на вчерашнее. Зеркало в лифтовом фойе не отразило ничего, когда я миновал его. Я кинулся к нему. Там, в глубине, не было ни Кирова, ни вообще никого – то же самое фойе, только без меня. Поверхность зеркала как бы слегка ходила волнами. Сердце забилось чаще. А ну как я смогу пройти на этот раз? Собственно, есть ли у меня другой шанс что-то изменить, не попытавшись попасть в один из соседних миров? Этот-то ведь тоже ненастоящий, для меня, по крайней мере, но я тут один, а там хоть есть Киров. Здесь меня скоро посадят под замок, лишив всяких шансов вернуться в подлинную реальность, а там я буду нашедшимся делегатом. Но всё равно как-то страшновато. Я вынул из кармана листок отца Константина и стал шепотом читать:

– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его…

В коридоре послышались шаги. Наверное, Набыченный идет – посмотреть, поехал ли я вниз. Я ткнул пальцем в зеркало, и он провалился в пустоту. Путь свободен! Я занес ногу и без препятствий перешагнул раму. Теперь одна моя половина стояла на земле, а другая пребывала в каком-то космосе. Или на том свете. Шаги приблизились к фойе, ручка двери пошла вниз… Я перекинул в зазеркалье и другую ногу. Ничего не произошло. Я стоял в точно таком же лифтовом фойе, какое только что покинул. Оглянувшись посмотреть, чьи же это были шаги в коридоре, я увидел только свою растерянную физиономию в зеркале. Портал уже затянуло амальгамой. И теперь бесполезно размышлять: зря, не зря. Нужно принимать то, что есть.