Корабль дураков; Избранное

И в клетку сунули опять.

Отныне, стоит увидать

Сороке лысого монаха,

Она уж верещит от страха:

«Ты, верно, облысел не зря,

Сболтнул, как видно, про угря,

И вот, лишив тебя доверья,

Тебе повыдергали перья,

Чтоб легче было распознать,

Что первый твой порок — болтать».

А в шванке этом есть наука,

Что болтовня — плохая штука.

Коли сберечь ты хочешь перья,

Так не подслушивай под дверью

И дальше слух не распускай,

Не то сам на себя пеняй.

Не зря говаривали деды:

Не суй свой нос в дела соседа!

Что пользы любопытным быть?

Так нос недолго прищемить.

Ведь муж с женою вновь поладят

И тут же сплетника отвадят.

Он сплетней враз всех разобидит,

И всяк его возненавидит.

Коль ты болтлив, умерь свой пыл. —

Ганс Сакс тебя предупредил.

МОНАХ И КАПЛУН

244

Случилось как-то, что один

Баварский знатный дворянин

В свят день к себе на разговенье245

Монаха пригласил в именье.

Монах пришел, и за столом

Они сидели всемером;

Хозяин во главе стола,

Супруга рядом с ним была,

И были два сынка при ней

И две — одна другой милей —

Красивых дочки. А седьмым

Подсел духовный пастырь к ним.

Молитву быстро он прочел,

И тотчас подали на стол

Кулич и яйца. Так давно

В Баварии заведено.

Поели кулича, и тут

Телячью голову несут,

А с нею и телячьи ножки,

Дабы подзакусить немножко.

Когда ж всяк этого поел,

Котел с похлебкою приспел,

А вслед за ним несут большую

На блюде рыбу отварную.

Монах на рыбу так нажал,

Что пот с него ручьем бежал.

И наконец жирен на диво

Был подан им каплун с подливой.

К монаху дворянин потом

Котел подвинул с каплуном,

Чтоб этим к сану изъявить

Почтенье, и просил делить

На всех жаркое чин по чину.

Монах ответил дворянину:

«Я, сударь, право, не барон

И к вежеству не приучен.

Но коль уж мне делить случилось,

Так поделю я, как водилось

Когда-то в старину у нас».

Хозяйка молвила тотчас:

«Отец, прошу, чтоб вы делили,

Как деды вас тому учили».

Отсек, нож взявши, как тесак,

Каплунью голову простак

И дворянину протянул.

Потом опять ножом взмахнул,

Каплунью шейку отрубил

И ей хозяйку оделил.

Отрезав лапки, частью сей

Почтил хозяйских сыновей.

Потом и дочек он почтил:

По крылышку им положил

Каждой на блюдо расписное.

Себе ж оставил остальное.

Кусок глотая за куском,

Он тушку слопал целиком,

До косточки все изглодав,

Другим и хрящика не дав.

Всех удивил святой отец.

Спросил хозяин наконец:

«Вас мудрецы учили, что ли,

Иль вы учились в некой школе

Делить еду столь мастерски?»

Монах ответил: «Все куски

(Уж вы поверьте, сударь, мне)

Делю по совести вполне.

Вы здесь являетесь главою —

Я наделил вас головою,

Чтоб ваше мудрое правленье

Держало чернь в повиновенье;

Вы храбры в спорах и боях,

Да будет чужд и впредь вам страх!

Главней всех после вас в дому

Супруга ваша, посему

Я отдал шейку ей: жена

Уметь хозяйствовать должна,

Заботой о припасах жить,

Без коих вживе нам не быть.

А лапки сыновьям затем

Я дал, что щит, и герб, и шлем,

И весь ваш род высокочтимый

На них стоит неколебимо.

Потом по одному из крыл

Я дочкам вашим подарил,

Чем дал понять, что в самом деле

Девицы для любви созрели,

Когда, наряжены на диво,

Умеют ловко и учтиво

В придворном плясе изогнуться

И с юношей перемигнуться.

Остались мне от каплуна

Всего лишь брюхо да спина.

К несчастным состраданье благо,

Я съел из жалости беднягу.

Без крова он, подобно мне,

Как он, мечусь я по стране.

Как птица я, но не летаю,

Я клюв свой на спине таскаю,246

Острижен вроде пустопляса,

Под цвет осла на мне и ряса,

И подпоясан, будто вор,

И бос, как гусь,247 хожу с тех пор,

Как был я принят в орден свой —

Все это — правда, сыне мой!»

Хозяин от души хохочет

Над тем, как их монах морочит,

Над тем, как духовник сполна

Себе оставил каплуна,

Однако дворянин потом

Не приглашал монаха в дом.

Урок таков из притчи сей:

Коль встретится среди гостей

Такой, которому неведом

Порядок, должный за обедом,

Который что послаще жрет,

А сам при этом чушь несет, —

Ему с улыбкой все внимают,

В уме, однако, рассуждают:

«Что за бесстыдная свинья!»

Так с ними думаю и я.

В какой грязи он может жить,

Коль знает только жрать да пить,

Как будто он не ел дотоле!

Не будут звать такого боле.

Таких гостей полно у нас.

На сем Ганс Сакс кончает сказ.

МОНАХ ЦВЕЙФЕЛЬ И ЕГО СВЯТЫНЯ

248

Стоит уже немалый срок

Корталь249 — заморский городок.

На взгорье расположен он

И пастбищами окружен.

Где сытно всяческой скотине,

Где жир нагуливают свиньи.

Не зря туда из года в год

Толпа несметная бредет

Монахов ордена святого

Антония:250 что год, то снова

Кладут в бездонный свой карман

Они даянья прихожан.

Туда от общины святой

Брат Цвейфель хаживал за мздой.

Он был таким говоруном,

Что слушали с открытым ртом,

Когда он, мастер на притворство,

Плел небыли про чудотворство,

Совсем под стать стационеру.251

И все ему давали веру:

Ведь прямодушен люд простой.

Вот с Гецем, олухом слугой,

Брат Цвейфель прибыл на побор

В Корталь, на постоялый двор.

А утром пастве возвестил

Монах, чтоб каждый поспешил

Нести Антонию святому

Колбас, вина, муки из дому,

И охранит стада свиней

Заступник в доброте своей.

И возвестил духовный муж,

Что есть для утешенья душ

Одна целительная сила —

Перо святого Гавриила.252

Пусть на вечерню все придут,

Святыню вправду узрят тут.

Про смысл монашеских затей

Смекнуло двое из парней.