«Сиди спокойно на берегу реки, и мимо проплывет труп твоего врага.» — учил китаец. Яша видел в этой фразе призыв к вере в высший промысел — если то, к чему ты стремишься, на самом деле тебе необходимо — запасись терпением, и судьба непременно даст тебе шанс. И тут уж только от тебя будет зависеть — разглядишь ли ты его в бурных волнах Великой Реки, или легкомысленно отвернешься, чтобы поглазеть на какую-нибудь ерунду.
И вот, сегодня, Яша, наконец, дождался! Нет, трупа не было, хвала Творцу. Да и не воспринимал он своих подопечных, как врагов — в конце концов, ничего плохого они ему не сделали, а слишком личное отношение к объектам слежки могло пойти лишь во вред делу. Скорее — Яша был благодарен тем, кто сумел подкинуть ему по-настоящему увлекательную задачку.
Слежка на Сухаревке почти что подошла к концу. Пяток страниц потрепанной записной книжки Яши были заполнены заметками касательно часового ловчилы; дядя Ройзман должен был остаться доволен. Яков уже совсем собрался покинуть заполненную народом площадь, как вдруг в толпе, возле развалов, торгующих всякой мелочевкой, мелькнуло знакомое лицо.
Грандиозная толкучка жила своей обычной жизнью Напротив помпезной Шереметевской больницы, в самом широком месте садовой улицы, колыхалось море народу; лишь по обеим краям этого столпотворения оставались узкие дорожки для проезда. Такая толпа собиралась на Сухаревке не во всякое время — особенно много публики было по воскресеньям, когда на площади вырастали ряды палаток и ларьков, раскинутых только на один день.
Торговля на Сухаревке велась случайная. Сюда ходили разыскивать украденные вещи — и недаром, ведь Сухаревка всегда считалась наилучшим местом для сбыта неправедно нажитого добра. Добычу доставляли сюда возами — или тащили под полой, украдкой озираясь по сторонам и выискивая палатку доверенного барыжки. Товар немедленно выставлялся на одном из бесчисленных сухаревских развалов; нередко он отдавал дымком пожара, и уж почти наверняка был полит горючими слезами — от бедности и безысходности.
Пройдох, предлагавших доверчивым москвичам мебель, платье «сухаревской работы» было здесь не счесть — в этом отношении новый подопечный Яши, ушлый часовщик, вовсе не выделялся из общей массы. Сухаревка всегда жила одним лозунгом: «На грош пятаков». Кого-то гнала сюда нужда, кого-то — жажда прибыли, но многие являлись на Сухаревку ради своей страсти — во всякое время здесь можно было встретить собирателей, коллекционеров, нумизматов — тех, кто привык терпеливо рыться в отвалах пустой породы, выискивая редкие алмазы или камешки с прожилками самородного золота.
Среди коллекционеров встречались настоящие знатоки — скажем, фарфора или старого серебра; но таких было немного. По большей части здесь жаждали купить за «красненькую» подлинных фламандцев, или краденую бриллиантовую брошь за полста — чтобы потом перепродать с барышом. Хотя наверняка и картина окажется ученической мазней и бриллианты — из дешевого стекла; публика все равно шла сюда, лелея свои мечты и упрямо ища «на грош пятаков».
Толпились такие вот искатели случайного сухаревского счастья позади палаток, где второразрядные барахольщики раскидывали свои рогожки. На них был разложен всякого рода чердачный хлам: сломанные медные ручки, замок от кремнёвого ружья, обломок старинной канделябры, посуда из разрозненных сервизов, финифтяные ножны от кавказского кинжала.
Возле одной из таких рогожек, заваленных всевозможным старьем, Яша и углядел Олега Ивановича. Американский господин разглядывал шпагу почтового ведомства[114] в вытертых до белизны ножнах; барахольщик угодливо подсовывал покупателю какую-то дрянь, а тот снисходительно отвечал, изучая приглянувшийся товар.
В стороне, на рогожке, было отложено то, что господин успел отобрать. Выбор Яшу удивил — длинный, позеленевший на бронзовых частях пистоль времен Наполеоновских походов, подзорная труба без стекол и истертый кожаный погребец, в каких офицеры, из тех, что победнее, возили дорожный припас. Рядом с погребцом было вывалено его содержимое: два полуштофа с фигурными пробками, одна из которых была расколота пополам, солонка, суповая миска без крышки, походная кружка для глинтвейна и грога. Отдельно — стеклянные стаканы, лафитный прибор и медная кастрюлька из томпака, крышка которой могла, при случае, заменить сковородку.