Контракт

Пенни щедро одарила Кэтрин любовью. Любовь делала каждую их совместную поездку особенной, даже если ей приходилось в течение недели побыть домработницей.

Я принялся быстрее перелистывать страницы, выискивая данные о расположении дома отдыха, и ближе к концу второй тетради я наткнулся на то, что искал. Среди набросков Кэти была арка с названием Приморский курорт Скотта. Я схватил телефон и полез в Интернет.

И я ее нашел – ту же арку, что и на эскизе Кэти. Карта подсказывала, что до нее два часа езды. На другой фотографии был изображен ряд маленьких коттеджей, крайний из которых был бы с трудом различим, если бы не ярко-голубой цвет.

Я снова заглянул в дневник. Под эскизом были слова:

Мой любимый райский уголок на земле.

Почувствовав облегчение, я закрыл глаза. Я нашел свою жену.

29

Кэтрин

Тихий шелест разбивающихся о берег волн действовал на меня успокаивающе. Я опустила подбородок на колени и попробовала раствориться в красоте пляжа. В полете чаек над головой, в непрестанной смене приливов и отливов и в полном покое.

Вот только я спокойной не была. Я чувствовала себя потерянной, растерзанной. Я была благодарна судьбе за то, что Пенни больше не барахталась в бесконечном кошмаре забывчивости, но я ужасно по ней скучала. Скучала по ее голосу, смеху, по тому, как она нежно касалась моей щеки или целовала в лоб, как щипала меня за нос и в редкие моменты ясности делилась своей мудростью.

Будь она здесь, я бы с ней поговорила, рассказала бы, что я чувствую, и она бы мне все объяснила. Она бы подсказала, как поступить.

Я была влюблена в своего мужа, человека, который меня не любил. В мужчину, который считал, что любовь делает нас слабыми и который не любил себя. Он никогда не сумеет увидеть свои положительные черты – те, которые он спрятал глубоко внутри, чтобы больше никогда не пострадать.

Он сильно изменился с того рокового дня, когда попросил меня сыграть роль его невесты. Он стал постепенно раскрываться, и я разглядела в нем его более мягкую, заботливую сторону. Последние из оставшихся в нем барьеров сломала Пенни. Она напомнила ему о том времени, когда он чувствовал любовь другого человека. Грэм Гэвин научил его сотрудничать с людьми, вместо того чтобы бесконечно соревноваться. Он доказал ему, что есть и хорошие люди, и он может быть частью позитивно заряженной группы. Жена и дети Грэма показали Ричарду другую версию семьи, показали, какой она может быть – сплоченной, дающей поддержку и заботу, а не пренебрежение и боль.

Мне хотелось думать, что я как-то повлияла на его изменения. Что каким-то образом я показала ему, что любовь возможна. Не обязательно со мной. Я лишь показала ему, что он способен дарить и принимать любовь. Однако он продолжал считать, что ему это не под силу.

Я не знаю точно, в какой момент я в него влюбилась. Возможно, семя было посажено в день нашей свадьбы, и оно прорастало каждый раз, когда он переставал язвить и обижать. Каждая искренняя улыбка подпитывала это чувство, делая его сильнее. Каждый добрый поступок по отношению к Пенни, к кому-то из Гэвинов или ко мне поддерживал зарождающееся чувство, пока оно не овладело мной до такой степени, что я осознала: теперь оно со мной навсегда.

В тот день, когда к нам приехала Дженна, я поняла, что люблю его. Головная боль, которая мучила его весь день, сделала его необычайно уязвимым. Он не только позволял мне заботиться о себе, но, казалось, получал от этого удовольствие. Он продолжал меня поддразнивать, но это звучало мило и забавно, а иногда даже нежно. Когда он лег спать, то показал себя с другой стороны. Его голос тихо гудел в темноте, когда он меня утешал, а его извинения звучали искренне, когда он просил прощения за то, как обращался со мной в прошлом. Но простила я его за несколько дней, а может быть, даже недель, до того, как он об этом попросил. Затем он притянул меня к себе, и я почувствовала себя в безопасности – впервые с тех пор, как умерли мои родители. Довольная, я заснула в его теплых объятиях.

На следующее утро я открыла для себя нечто новое – его сексуальность и чувство юмора. То, как он отреагировал на то, что мы проснулись, а наши тела оказались переплетенными друг с другом; то, как забавно он выставил Дженну из спальни и как целовал меня, пока у меня не перехватило дыхание. В нем бурлила страсть, его голос после сна звучал низко и хрипловато. Его замечание о расширении наших границ заставило мое сердце биться чаще, и я впервые в жизни поняла, что влюбляюсь.

К сожалению, я знала, что он никогда не изменится настолько, чтобы позволить мне себя любить. Что он не примет мою любовь. У нас наступило перемирие. К его и моему удивлению, мы стали друзьями. Его оскорбления превратились в игривые поддразнивания, а пренебрежительное отношение и вовсе исчезло. Тем не менее, я знала, что это все, кем я могу для него быть. Другом и соратником.