Я снова не могла уснуть, поэтому на цыпочках прошла по коридору и толкнула дверь Ричарда. Он лежал на животе, обхватив одной рукой подушку, а другую свесив с края массивной кровати. Он храпел – и мне непременно нужно было услышать это низкое, хриплое жужжание.
В тусклом свете я внимательно изучала его лицо. Провела пальцем по своим губам, все еще потрясенная тем, что он меня целовал, обнимал и мы танцевали. Я знала, что это являлось частью его грандиозного плана, но в некоторые моменты видела перед собой проблески другого человека, не такого, которого привыкла видеть. Искренняя улыбка, блеск в глазах, даже доброе слово – все это каждый раз заставало меня врасплох. Мне бы хотелось, чтобы он чаще проявлял эту часть себя, но он держал свои положительные эмоции под контролем. Я это уже поняла и знала, что, если я что-нибудь скажу, он еще больше замкнется в себе. Поэтому я молчала – по крайней мере, пока. Хотя была вынуждена признать, что целоваться с ним было приятно. Какие бы ядовитые слова ни вылетали из его рта, его губы были теплыми и мягкими, а прикосновение нежным.
Он застонал и перевернулся на другой бок, прихватив с собой одеяло; его длинный, стройный торс обнажился. Я сглотнула, отчасти из чувства вины за то, что пялюсь на него, отчасти от удивления. Он был красив – по крайней мере, внешне. Он пробормотал что-то бессвязное, и, оставив дверь приоткрытой, я побежала обратно в свою спальню.
Хотя этим вечером он вел себя любезнее, чем обычно, я сомневалась, что он обрадуется, заметив, что я разглядываю его спящего.
Однако его тихое урчание помогло мне погрузиться в мирный сон.
Я вышла из квартиры пораньше и отправилась навестить Пенни. Она бодрствовала и пребывала в хорошем настроении. Сегодня она меня узнала, ущипнула за нос, и мы разговаривали и смеялись, пока она не заснула. Она дремала, а я разглядывала нарисованные ею маленькие картины. Особенно мне понравилась картина с полевыми цветами, и я любовалась ею, когда она зашевелилась. Она понаблюдала за мной, затем подкатила на мне на кресле и потянулась к картине.
– Мне нравится эта. – Я улыбнулась. – Она напоминает, как мы собирали летом цветы.
Она рассеянно кивнула.
– Вам придется спросить у моей дочери, продается ли она. А где дочь, я точно не знаю.
У меня перехватило дыхание. Она опять начала заговариваться. Минуты просветления наступали все реже, а интервалы между ними становились все длиннее, но я знала, что лучше ее не расстраивать.
– Тогда я возьму картину и пойду поищу вашу дочь.
Она потянулась за кистью и повернулась к мольберту.
– Попробуйте. Возможно, она сейчас в школе. Моя Кэти очень занятая девчушка.
– Спасибо, что уделили мне время, миссис Джонсон.
Она жестом указала на дверь. Я вышла из комнаты, сжимая в руках ее картину и с трудом сдерживая слезы. Она меня не узнала, но в глубине сердца по-прежнему считала своей дочерью. А я продолжала считать ее своей семьей.
Это послужило отрезвляющим напоминанием о том, почему я согласилась на предложение Ричарда. Почему решила притворяться тем, кем не являлась.
Ради нее.
Я вытерла глаза и пошла обратно в квартиру.
Когда я открыла дверь, Ричард встретил меня с хмурым выражением лица.
– Где ты была? У тебя же назначена встреча!
Я сделала глубокий вдох и сосчитала до десяти.
– И тебе доброго утра, Ричард. Сейчас всего десять. Моя встреча в одиннадцать. У меня вагон времени.
Он проигнорировал мое приветствие.
– Почему ты не отвечала на телефонные звонки? Я звонил. И почему не взяла свою машину?
– Я навещала Пенни. Ее дом-интернат в двух шагах отсюда, и я пошла туда пешком.
Он вцепился в небольшой холст, который я прижимала к груди.
– Что это?
Он с легкостью забрал у меня картину и принялся ее рассматривать.
– Ты не повесишь здесь это дерьмо.
Я сглотнула подступившую к горлу горечь.
– Я об этом и не мечтала. Я собиралась повесить ее в своей комнате.
Он вернул мне маленький холст.
– Как хочешь. – Он отошел от меня и оглянулся через плечо. – Твою одежду привезли. Я положил ее в шкаф в твоей комнате, а сумки оставил на кровати. Сожги все, что ты сейчас носишь. Я больше не хочу этого видеть.
Потом он исчез.
Позднее в тот же день, вернувшись в квартиру, я почувствовала себя другим человеком. Меня отполировали, отчистили и до блеска натерли воском. Волосы помыли с увлажняющим шампунем, потом на них нанесли кондиционер, затем их подстригли каскадом и высушили феном, так что они свисали по спине длинными, роскошными волнами. После того, как мне сделали макияж, я едва узнала себя в зеркале. Глаза стали огромными, губы пухлыми, а кожа безупречной, как фарфор. Я поспешила наверх и надела новое нижнее белье и платье, которые мы с Амандой выбрали на вторую половину дня; она подсказала мне, что это идеальный вариант. Белоснежное, с цветочным узором, платье было красивым и воздушным – и напоминало о лете. В удобных босоножках на низком каблуке я была уверена, что смогу держаться прямо и не падать.
Чувствуя, как внутри растет напряжение, я сделала глубокий вдох.
Пришло время узнать, одобрит ли Ричард мой образ.