Тахикардия, дыхание тоже ускорено, но я его контролировала, не контролируя только то, что сейчас происходило вокруг меня. Казалось, воздух должен рябить от напряжения, стягивающего органы внутри. Стремясь избавиться от этого, прекратить, быстро ручку в немеющие пальцы и из-под моей руки его имя в углу листа. Резко, в большинстве своем неразборчиво из-за привычно сильного наклона и выраженной угловатости букв. Это основная причина почему мои конспекты никогда не просили в институте, ибо хрен разберешь, что написано.
Отложила ручку, чувствуя, как разливается тяжесть в воздухе. Я сделала, что он хотел, но он не отодвинулся. Он все еще близко, очень близко ко мне..
Паника расцветала буйным цветом, а инстинкт самосохранения требовал не шевелиться. Костя, подхватив ручку, вывел свое имя под моей строчкой. Мой взгляд за написанными словами и мысли парализовало.
Так же скошено, так же резко и с нажимом. Разница была лишь в величине букв. У него крупнее и все буквы в словах связаны между собой, когда у меня были отдельно стоящие, но сходство почерка было явным. Отчетливым. То, что это именно сходство почерка, а не его попытка закосить под мой, было понятно сразу, ибо он писал быстро, не примериваясь, движения автоматические. Перевернул лист — ксерокопия моего заявления заведующему с просьбой отпустить меня в лечебный отпуск на выходные.
Снова повернул лист и, взяв ручку, выводил ровно то же самое и тем же почерком: «заведующему третьего отделения С.Т Шишкову». Моим почерком, измененным, но таким узнаваемым в стилистике и там не было цепляющей глаз неестественности. Вот такой, которая случается, когда человек пытается скопировать чужую руку и у него прорываются свои собственные доведенные до автоматизма движения, что и делают провальными попытки скопировать идентично.
Нет, это была не копирка, а именно сходство. Пугающее, мать его, сходство почерка.
Я оцепенело смотрела на выведенные им строки, смотрела на лист на барной стойке, смотрела на перьевую ручку на бумаге и опустившиеся рядом с ней пальцы. Чувствовала его за своей спиной, чувствовала, как утопаю в смятении и в том, что вязкими волнами сейчас расходилось от него.
— Это невозможно, — хрипло шепнула пересохшими едва не царапающими друг друга губами.
— Пиздец, как солидарен уже четыре часа и сорок восемь минут пока ты спала, — усмешка в распадающемся едва-едва слышном шепоте, тронувшим горячим дыханием прядь у правого уха. Движение его пальцев переворачивающих на пару мгновений страницу с моим заявлением, — однако… ты пишешь моим почерком.
— Это ты моим, — необдуманно, возмущенно, протестующее, ибо беспочвенное обвинение и он рывком за плечо повернул меня к себе. Вжавшуюся спиной в равнодушную перекладину столешницы, пытаясь отодвинуться от того, что переливами в медовых глазах, обладатель которых положил руки по обе стороны от меня на столешницу, чуть склоняя голову и пристальнее вглядываясь в мое лицо. В глаза. Парализующий миг, потому что снова непонятно как реагировать на то, что изнутри прет, и встречает ровно то же самое. Все в сплетении, когда глаза в глаза, у обоих вопросы, недопонимания, подозрения и… смятение. У него стерто, полное самообладание, но чувствуется.
Это кратким отчаянием в задержке моего выдоха. Это тенью рассеянности в янтарном мерцании глаз, не понимающих где оно, то, что нужно ударом топора с плеча… не понимающего, потому что он явно изучает врагов для их социальной сортировки и выведения стратегии поведения, а на мне, видимо, произошел сбой и в его глазах тысячи доводов логики, но… нет. Смотрит на меня прямо, открыто, не скрываясь. Смотрит на то, как у меня все нарастает хаос внутри, как сильнее спиной в перекладину, как слезы страха и непонимания из глаз и ведет уголком губ. Без намека на улыбку, сарказм, агрессию. Мимика человека, который хочет прекратить все, но осознает, что любое движение спровоцирует апокалипсис. Отводит взгляд, но не убирая руки и все вдруг ощущается мягче, будто воздух разряжается, будто легче в легкие и ощущение словно за кольцом этих рук мир со своими законами, но вот здесь правила совершенно иные. Негласные, неписанные, но интуитивно ощущаемые и невероятно понятные. И это до разрыва в венах потому что не знаешь, как объяснить себе подобные ощущения и тем более не знаешь как взять это, прошивающее до молекул, под контроль.
Он чуть подался вперед корпусом, все так же глядя в сторону. Испугано попыталась отступить назад, ощущая, как будто сминает это пробное наступление, и он остановился.