Константа

Сорванный вдох, когда прижал к себе теснее, сильнее склоняя голову, целуя мою шею и пальцами собирая подол по бедру. Накрыл ладонью ткань нижнего белья, сжимая ее и кожу, одновременно слегка кусая за шею, придвигаясь плотнее ко мне, втискивающейся спиной в его грудь, обхватив его рукой за шею, загипнотизировано глядя в отражение в зеркале. Смотрела, как он мягко, почти поверхностно касался крепкими, длинными пальцами сквозь ткань белья, массировал. Неторопливо фалангами заходил за границу ткани, касался разгоряченной кожи, игнорируя нить тампона. И словно бы заводясь от этого сильнее, когда меня накрывала волна жара, пускающая слабость в ноги и огонь под кожу. Пальцами второй его руки рукой скинул крышка с прибора на столешницу, затем безошибочно по кнопкам, чтобы выбрать самый верный режим. Тихое жужжание и разнос мыслей от того, как горячий язык по шее, а второй рукой сдвигает ткань и пробно касается и тотчас играючи отстраняет нагретый пластик от эпицентра все ускоряющейся в теле горячей пульсации. Он поднимает взгляд, смотрит в зеркало. Ему нравится смотреть. Он всегда смотрит, даже если самого разбивает возбуждением почти до потери самоконтроля в этот момент. И сейчас смотрит, касаясь губами моего виска.

Смотрит полуприкрытыми глазами в наше отражение, прикусывая губу не столь от ощущения моей дрожи, когда меня изнутри напитывает тяжестью огня, сколько от его визуального свидетельства. Сдвинув ткань нижнего белья почти до середины моих бедер, вклинил между них колено, вынуждая развести ноги шире и, смочив слюной тихо жужжащий вакуум, сразу и безошибочно прижал к пульсирующей огнем самой чувствительной точке. Отрицательное давление воздуха на чувствительной зоне, посменно то низкое, то усиливающееся и меня повело.

Рукой судорожно вцепилась в его шею от ощущений перемежающейся слабости, иголочками онемения и удовольствия целующей мышцы. Его пальцы по кнопке, увеличивая режим и губы к виску теснее, как и обхват свободной рукой наискось — локтем и предплечьем от реберной дуги по верху живота, сквозь ткань стискивая грудь и множа ощущение перемежающей слабости, колкого онемения, пламени, все сильнее целующего вены. Пения наслаждения в крови, стремительно нарастающего, подхлестываемого жаром из низа живота, разбиваемого все увеличивающейся горячей пульсацией, заставляющей забыть напрочь как дышать от первых перекатов тока, пока слегка коротящих сознание. Но все быстрее. Сильнее. Ритм сердца навылет. Дышать сложнее. Почти накрывает. Мольба в опьяненных глазах, глядящих в отражение так же опьяненных и долгожданное — сдавливает шею и одновременно сильнее вдавливая слабую вибрацию и сильный вакуум в разнос внизу живота.

Снова до искр в потемневших глазах, снова до той грани, когда захлестывает настолько, что теряется связь разума и тела, которое разбивает мощнейшими импульсами наслаждения, пускающего почти судорогу в ноги, когда почти невозможно стоять, когда снова висну в его руках, не справляясь с бесконтрольным постоянным повторением имени в его улыбающиеся губы, пока скручивает в его руках, захлестывает, заставляет сжаться от волн жара под кожей, в разуме, в сосудах, тканях, мыслях, душе…

Когда более-менее обрела власть над еще подрагивающим болидом, мыслями и осознала, что сидим на полу:

— О-о… — хрипло и слабо гоготнула, глядя на его стояк и касаясь его пальцами. Пощупала эрекцию и довольно улыбнулась. — И чего делать будем, командор? Тебя надо как-то спасать, а я не могу¸ я накрашена и платье у меня красивое, не хочу его снимать или мять.

— Как всегда я буду страдать, — горестно вздохнул Константин Юрьевич, облизывая зубы, стирая с них след моей помады и помогая кряхтящей старой больной женщине встать на ватные ноги.

— В смысле — как всегда? — праведно возмутилась, довольно кивая себе в зеркало ибо помаду почти не сожрали.

— Я давлю на твою отсутствующую жалость, не мешай, — пожурил меня Костя, закрывая крышкой нашего почти неизменного третьего помощника в плотских утехах и откладывая его на столешницу. О которую оперлась ягодицами, полуприсев и притянув его за ремень к себе.

Одной рукой расправлялась с бляшкой и его одеждой, второй, перехватив за предплечье его правую руку, приближала пальцы к своей шее, накрывая их своими, подсказывая сжать так же, как сжимала его эрекцию.