Конклав

– Значит, точка? Я не смогу быть папой?

– Ваше высокопреосвященство, вы никем не можете быть.

Казалось, Адейеми застыл, не в силах оторвать глаз от пола.

– Что мне делать, Якопо?

– Вы хороший человек. Вы найдете способ загладить свою вину. Господь будет знать, искренни ли вы в своем раскаянии, и Он решит, что должно стать с вами.

– А конклав?

– Предоставьте конклав мне.

Они посидели некоторое время молча. Ломели была невыносима одна только мысль о терзаниях Адейеми.

«Господь да простит меня за то, что я выполнял свой долг».

– Вы не помолитесь со мной минуту? – попросил Адейеми.

– Конечно помолюсь.

Они встали на колени в электрическом свете закупоренной комнаты, насыщенной запахом лосьона после бритья. Адейеми опустился на колени легко, Ломели – с трудом, и они молились, стоя бок о бок.

Ломели хотел бы еще раз пройтись до Сикстинской капеллы, вдохнуть немного прохладного воздуха, подставить лицо под ноябрьское солнце. Но у него для этого не было времени. Когда он спустился в холл, кардиналы уже рассаживались по автобусам, а Накитанда ждал его у стойки регистрации.

– И что?

– Ему придется оставить все свои должности.

Накитанда в ужасе опустил голову:

– Не может быть!

– Не сразу… я надеюсь, нам удастся избежать унижения… но в течение года наверняка. Оставляю вам решать, что вы скажете остальным. Я разговаривал с обеими сторонами, и я связан обетами. Большего я сказать не могу.

В автобусе он сидел на самом последнем сиденье, закрыв глаза. Его биретта, лежавшая рядом, отбивала охоту у кого-либо навязать ему свое общество. Все обстоятельства этого дела претили ему, но одно в особенности все больше не давало ему покоя. То первое, о чем сказал ему Адейеми: время. По словам сестры Шануми, в последние двадцать лет она работала в Нигерии в приходе Иваро-Око провинции Ондо, помогала женщинам, страдающим синдромом приобретенного иммунодефицита и ВИЧ-инфекцией.

– Вы там были счастливы?

– Очень, ваше высокопреосвященство.

– Ваша работа там, вероятно, отличалась от того, что вам приходится делать здесь?

– Да. Там я была медицинской сестрой. Здесь я горничная.

– И что же заставило вас приехать в Рим?

– Я не хотела ехать в Рим!

Как она оказалась в Каза Санта-Марта, до сих пор оставалось для нее загадкой. В сентябре ее вызвала сестра, старшая по приходу, и сообщила, что от настоятельницы ордена в Париже пришло электронное послание, требующее ее немедленного перевода в одну из миссий ордена в Риме. Другие сестры очень радовались, узнав, что ей выпала такая честь. Некоторые даже считали, что инициатором перевода был его святейшество.

– Удивительно. И вы видели папу?

– Нет, конечно, ваше высокопреосвященство!

Она рассмеялась – единственный раз за все время их разговора, настолько абсурдной показалась ей эта идея.

– Я видела его один раз, когда он приезжал в Африку, но нас тогда собрались миллионы. Для меня он был белой точкой вдали, – объяснила она.

– И когда же вас пригласили приехать в Рим?

– Шесть недель назад, ваше высокопреосвященство. Мне дали три недели на сборы, а потом я села на самолет.

– А когда прилетели сюда, у вас не было случая поговорить с его святейшеством?

– Нет, ваше высокопреосвященство. – Она перекрестилась. – Он умер на следующий день после моего прилета. Да упокоится его душа в мире.

– Я не понимаю, почему вы согласились приехать. Почему оставили свой дом в Африке и проделали такой долгий путь?

Ее ответ пронзил его сердце больнее всех других ее слов:

– Потому что я думала, за мной послал кардинал Адейеми.

Нужно было отдать должное Адейеми. Нигерийский кардинал вел себя с тем же достоинством и серьезностью, какие демонстрировал в конце третьего голосования. Никто из тех, кто видел, как он входит в Сикстинскую капеллу, не смог бы по его виду догадаться, что его несомненное предчувствие судьбы каким-то образом поколеблено, уже не говоря о том, что он уничтожен. Не замечая никого вокруг, он спокойно прошел за свой стол, сел, погрузился в чтение Библии. Тем временем провели перекличку. Когда назвали его имя, он ответил: «Присутствует».

Без пятнадцати три пополудни двери заперли, и Ломели в четвертый раз прочел молитву. Он снова написал имя Беллини, подошел к алтарю и опустил бюллетень в урну.

– Призываю в свидетели Иисуса Христа, который будет моим судьей, в том, что мой голос отдан тому, кого я перед Господом считаю достойным избрания.

Он уселся на свое место и погрузился в ожидание.