Конклав

Ломели втайне молился, чтобы выборы закончились пятым голосованием – хорошее, удобное, привычное число, говорящее, что конклав не пришел к расколу, а являл собой процесс созерцания Божьей воли. Нет, в этом году все будет иначе. Не нравились ему собственные предчувствия.

Когда он писал диссертацию по каноническому праву в Папском Латеранском университете, ему доводилось читать труд Канетти[72] «Масса и власть». Эта книга научила его разделять толпу на разные категории: паникующая, бездеятельная, бунтующая и тому подобное. Для клирика это было полезное знание. Применяя этот светский анализ к конклаву, можно было понять, что конклав – самая изощренная толпа на земле, она двигается в одну или другую сторону под воздействием коллективного влияния Святого Духа. Некоторые конклавы отличались неуверенностью, несклонностью к переменам, в отличие от конклава, избравшего Ратцингера; других отличала смелость, например, тот, который избрал Войтылу. Нынешний конклав начал превращаться в то, что Канетти назвал бы распадающейся толпой, и это беспокоило Ломели. Конклав был неустойчивым, хрупким, способным неожиданно двинуться в любом направлении.

Рассеялись растущее ощущение цели и возбуждение, с которыми закончилась утренняя сессия. Теперь, когда кардиналы выстроились в очередь для голосования и кусочек неба, видимый в высокие окна, потемнел, тишина в капелле стала гнетущей, кладбищенской. Пятичасовой бой колокола собора Святого Петра прозвучал как похоронный звон.

«Мы заблудшие овцы перед сильной грозой, – подумал Ломели. – Но кто станет нашим пастырем?»

Он все еще продолжал считать Беллини наилучшим выбором и проголосовал за него в очередной раз, но без всякой надежды на его победу. Количество поданных за него голосов в четырех первых голосованиях составляло восемнадцать, девятнадцать, десять и восемнадцать соответственно. Ему явно что-то мешало вырваться за пределы основной группы его сторонников. Может быть, мешала его бывшая должность государственного секретаря и близкая связь с покойным папой, чья политика не только вызывала ненависть традиционалистов, но и разочаровывала либералов.

Ломели поймал себя на том, что взглядом постоянно возвращается к Трамбле. Канадцу, который в ходе голосования нервно ощупывал свой наперсный крест, каким-то образом удавалось сочетать вкрадчивую внешность со страстным честолюбием, однако Ломели уже приходилось сталкиваться с таким парадоксом. Но может быть, именно вкрадчивость и требуется теперь для сохранения единства Церкви. И неужели честолюбие непременно грех? Войтыла был человеком честолюбивым. Господи боже, каким он был уверенным с самого начала! В тот день, когда его выбрали и он направился на балкон, чтобы обратиться к многотысячной толпе на площади Святого Петра, он практически оттолкнул обер-церемониймейстера папских литургических церемоний – так ему хотелось поскорее обратиться к миру.

«Если выбирать между Тедеско и Трамбле, – подумал Ломели, – то я буду голосовать за Трамбле, независимо ни от какого тайного доклада».

Ко времени завершения голосования и к началу подсчета голосов небо совсем потемнело. Результат вызвал еще одно потрясение.

Трамбле 40

Тедеско 38

Беллини 15

Ломели 12

Адейеми 9

Бенитез 4

Коллеги повернулись в сторону Трамбле, а он опустил голову и молитвенно сложил ладони. На сей раз его нарочитое проявление благочестия не вызвало у Ломели раздражения. Он только закрыл глаза и поблагодарил Господа: «Спасибо, Господи, за это проявление Твоей воли, и, если кардиналу Трамбле суждено стать папой, я молю Тебя даровать ему мудрость и силу для выполнения его миссии. Аминь».

С некоторым облегчением Ломели встал и обратился к конклаву:

– Братья мои, на этом пятое голосование завершено. Ни один из кандидатов не получил необходимого большинства, мы возобновим голосование завтра утром. Церемониймейстеры соберут ваши бумаги. Прошу вас не выносить никаких записок из капеллы, и, пожалуйста, не обсуждайте происходящее, пока не вернетесь в Каза Санта-Марта. Прошу младшего кардинала-дьякона попросить отпереть дверь.