Коньяк Наполеон

- Здорово, Лимон! - сказал он и поглядел на залитую солнцем 127-ю бедную улицу с отвращением. - Бляди черножопые, - выру-гался Шнеерзон и тяжело выпрыгнул из truck. - Ну, если я поймаю одного, пристрелю на самых законных основаниях. И хуй мне что сде-лают!

- Что случилось?

- Опять залезли в апартмент. Спиздили транзистор. Только что купил...

- На хуя ты поселился тут? Ты же говоришь, у тебя есть деньги. Снял бы квартиру в хорошем районе.

- Коплю money на truck. Хочу большую компанию. Чтоб самому не хуя не делать.

Я уже перевидал немало мечтателей подобного рода. Они все гото-вы были втройне вкалывать сегодня, чтобы ничего не делать в буду-щем. Пока что им приходилось лишь вкалывать втройне. Бездельное будущее никак не проклевывалось из крепкого яйца сегодня.

- Страдай молча, - посоветовал я.

- Циник ты, Лимон. Пойдем, заберем из апартмента тележки. - И, захлопнув двери truck, он ловко навесил на петли большой замок. Заметив мой взгляд, объяснил: ни хуя нельзя оставить на этой улице. Все стащат. Ты думаешь, я могу оставить здесь truck на ночь? Хуя! Ут-ром не будет ни колес, ни мотора.

Он жил на первом, то есть на французском rez-de-chaussee. Двери обиты проржавевшим железным листом. Когда он начал отпирать многочисленные замки, за дверью раздалось скуление.

- Это папочка, папа идет Леди... Спокойно...

- Бульдога завел, Леш?

-German shepherd, - он осклабился. - Три месяца девочке. Выра-стет, будет черножопых кусать.

- По-моему, у тебя тут в основном латиноамериканцы обитают?

- Все равно черножопые, Лимон... жопа-то черная.

В лица нам пахнуло собачьим дерьмом. Под ноги нам подкатилась рослая немецкая овчарка. Запрыгала на задних ногах, уперев передние в Лешку.

- Опять обосралась? - сказал он ласково. - Ты же только что на улице посрала, Леди... Что-то не то сожрала... Все жрет, - пожаловался он мне. Даже банку с машинным маслом прогрызла. И вылакала. Может, это от машинного масла она срет?

- Не знаю, - сказал я. - Сведи ее к ветеринару.

Apartment напоминал гараж. На полу и на потертых поверхностях многочисленных диванов и пуфов покоились маслянистые части внутренностей автомобиля. Происхождение потертых диванов и пуфов было мне понятно Шнеерзон свозил домой все, что выбрасы-вали его меняющие места жительства клиенты. Обилие же деталей ав-томобиля требовало разъяснения.

- Ты что, по совместительству теперь авто ремонтируешь? - Хагэ-гэ-гэ, нет, Лимон! - Он выхватил из хаоса на подоконннике половину Big Mac и впился в слоеную мякоть, сплющивая ее. Майонез стек с обреза губ на подбородок.

- Ко мне тут парень приходит мотор перебирать. Хороший мотор. От старого студебеккера. Помнишь студебеккеры в послевоенных фильмах. Мотору износа нет. Навеки сделано. - Он прожевал. - Поставлю мотор на truck. Старый кузов купить можно задешево. Главное - мотор... Пошли... Бери вон тележку у стены...

- А на хуя ты держишь их в apartment?

- Чтоб не спиздили, я же тебе объяснил.

Ясно стало, что, если он не мог притащить truck в apartment, oi счастлив был хранить в нем хотя бы четыре доски на подшипниках.

- Где у тебя туалет, Леша?

Он все еще жевал, посему показал головой. Туалет у него был в одном помещении вместе с ванной. В ванной, наполненной керосином лежала груда ржавого железа. Я догадался, что это была основная часть знаменитого мотора "Студебеккер". Муть от растворенной ржавчины не позволяла увидеть очертания мотора. Лишь высовывались из едкой жидкости завитые, как у самогонного аппарата, трубы.

- Ванную загадил, никогда не отмоешь, - констатировал я, выйдя и living-room.

- Чистюля ты, Лимон... хэгх... Я же засранец. Мне положено быть засранцем. Каждому свое.

-Но ты уж слишком. Девушку, например, пригласить к себе захочешь. Она же испугается и сбежит немедленно.

- Не сбежит, я ее за жопу, - захохотал он. - Ко мне ходит тут одна пуэрториканка... Мария-Долорес. Не сбегает.

Я взял тележку, и мы пошли вон из apartment, Я попытался себе представить голого Шнеерзона, но тотчас пожалел себя и попытался представить Шнеерзона в трусах... Но даже Шнеерзон в трусах был необыкновенно противным зрелищем... Потому, когда, садясь с ним в кабину truck, я попытался представить себе Марию-Долорес, она вышла из мастерской моего воображения пропойцей старухой с деревянной ногой. А вообще-то пуэрториканки бывают необыкновенно красивыми. Когда они молоденькие.

Познакомившись с Дженни Джаксон, я совсем перестал видеть русских. Я как бы перешел в следующий класс жизни (или в другую школу). Они все, и Шнеерзон среди прочих, судя по всему, никуда не перешли, остались в том же классе, в той же школе. Однажды я увидел на Бродвее сутулого Леню Косогора. В новой шляпе и плаще, с галстуком, Косогор выглядел принарядившимся. Занятый рассматриванием мира сквозь очки, Косогор меня не заметил, прошел мимо. Бывший узник Гулага помог мне выжить в самые тяжелые времена, я испыты-вал к нему теплые чувства, я его выделял, потому я последовал за ним и на углу 47-й и Бродвея схватил его за плечо.

- В бордель идете, comrad Косогор?

- Ты? Уф, чокнутый, испугал как...

- Кого боимся, comrade Косогор?..