Конфетти для близнецов

Папы на привычном месте — диване — не было. Наверное, ушел прогуливать собаку, наверняка имея в планах заодно разрушить часть детской площадки — поэтому в главной комнате царили порядок и праздничная, торжественная атмосфера. Елка игриво покачивала ветками и косила на телевизор, где ее тезка напевала: «…а там еще немного — и Прованс…»

Я подтащилась ближе к столу, намереваясь что-нибудь стащить. Но еду еще не приносили — накрытая красной салфеткой золотистая скатерть, постеленная в честь Рождества, была еще видна, скрытая лишь посудой и напитками.

Вытянувшись в струнку, стройные бокалы высокомерно поглядывали вниз на пузатые рюмочки для коньяка, а те лишь смущенно жались к фарфоровым тарелкам, которые, будто знойные испанки — веером — обмахивались нарядными салфетками.

Я вздохнула — как всегда, сложный праздничный букет искрил в центре стола, но вытащить один из мандаринов, насаженный на длинную шпажку, я не решилась. Придется брести на кухню в поисках пропитания.

— …давай не будем в грязь бросать… — услышала я голос Пашкиной мамы и поняла, что и рождественский, как и новогодний, стол не обойдет стороной неожиданная одесская кухня.

— Люб, это уже лишнее, — спорила мамуля, но Любовь Яковлевна не сдавалась:

— Я так поняла, что хотят стол в сельском виде, и прежде всего буде…

— Люба, ну какой еще сельский вид? Рождество! Гусь с яблоками! — мамуля трагически воздела руки, а одесская мама отчетливо всхлипнула, и я испугалась, что сейчас будет поток слез. Похожих на подсолнечное масло…

— Шо еще можно сказать? Я просто за вкусоприбавление, — она все-таки справилась с собой. — Это надо есть холодного, так шо думай, — и, задев меня внушительным бюстом, горделиво понесла в зал какое-то огромное блюдо. Мамуля вздохнула, занавески качнулись. Даже гусь сердито фыркнул из своей духовки, а Дашка просто сказала:

— Теть Наташ, да не берите в голову!

Дашка умеет успокоить. Еще бы — к компании прибавились муж и дети, чтобы справляться с которыми, нужно железное спокойствие!

— А в чем руки? — строго спросила Даша, поскольку вышеупомянутые дети появились на кухне. Ручонки немедленно спрятались за спины.

— А ну покажите! — Даша была непреклонна.

Хитрые дети отрицательно качали головами и заговорщицки переглядывались.

— В чем-то коричневом, — брезгливо сообщила входящая Ирка, которой как раз сзади было это хорошо видно. Я на всякий случай отодвинулась подальше.

— Так, показали мне руки, быстро! — Дашке удалось поймать одного из двойняшек, оказавшегося Сашкой и понюхать руку. Мы с Иркой одновременно сморщились. Даша еще ближе наклонилась и… лизнула детскую ладошку! Я зажала рот рукой, Ирка мужественно терпела.

— Конфеты ели? — строго глядя на детей, спросила Даша.

— Нет, плосто они там лезали в вазатьке, мы взяли и лазвилнули, а они…

— Бросились вам в ротики? — ехидно продолжила эта непробиваемая мамаша. — И сколько же вы съели?

— Четыле… — честность принята в этой семье.

— Сейчас проверим, — сказала Даша, направляясь в зал. Оттуда раздался ее крик: — Да что же это за дети такие!

Мы кинулись на помощь. Подруге или детям — потом разберемся.

Как оказалось, помощь понадобится мамуле, если мы сейчас же не ликвидируем последствия детской шалости!

Дашка стояла возле окна, со слезами на глазах держа в руках конец светлой шторы, измазанной шоколадом.

— Нет, представляете, девочки, они таскают конфеты и едят их за шторкой — думают, что так незаметно! Дома так делают и в гостях не стесняются!

Мы не удержались и стали смеяться. Дети тут же присоединились, сводя на нет педагогические усилия Даши, которая укоризненно посмотрела на нас. Мы тут же заткнулись.

— Все, будете неделю без сладкого! — объявила Дашка карательную меру и побежала на кухню, где весело фырчал гусь. Объевшись конфет на неделю вперед, Сашка и Машка оставили без внимания эту угрозу и вернулись к своим игрушкам.

Ароматы разносились просто невыносимые, а дверь в комнату, как я и предполагала, вскоре оказалась запертой, поэтому, немного послонявшись по квартире, я решительно сдернула куртку с вешалки.

— Ты далеко это? — удивилась мамуля, но я приняла максимально беспечный вид и, пообещав вернуться через час, сказала, что подышать воздухом.

Мне действительно хотелось подышать. А еще я надеялась, что одиночество, привалившееся ко мне своим вялым безжизненным телом, в конце концов отстанет хоть ненадолго.

Не тут-то было. Оно настойчиво обнимало меня, будто мы старые подружки, шептало холодными губами: «Только мы… вдвоем…» — так, что казалось, будто за шиворот падают кусочки льда, и становится холодно, неуютно, и все раздражает!

Раздражаться, кроме как на себя, было не на кого. Я сама все испортила, все разрушила. Перемен захотела! Захотела — получила. Желания, оказывается, сбываются.

Рождество — это же такой волшебный праздник! Даже волшебней Нового года! Наверное, потому что Дед Мороз — это папа, а Снегурочка — мама или старшая сестра, и ты всегда знаешь, кому обязан за сюрпризы.

А Рождество — это далекая звездочка, способная на настоящее чудо…

На это Рождество я буду одна. Чуда не произойдет.