Конец "Зимней грозы"

За Ермохинским показалась Мышкова, густо заросшая по берегам. У моста Бородкин притормозил и, низко нагнувшись к часовым, что-то сказал. Один из солдат козырнул. Машины прогромыхали по новому настилу моста, восстановленного саперами. Перед разведчиками разверзлась ночная степь. Фарфоровая белизна снегов чуть светилась как бы своим собственным светом. Только он, казалось, позволял ночью так далеко видеть степные валы, прорезанные шрамами балок. Змеившаяся меж ними дорога, едва заметная под снегом, влекла в неведомое. На ней не было следов жизни. Водитель Бородкина прибавлял и прибавлял скорость. Интервалы между машинами увеличивались, и комья снега из-под гусениц тридцатьчетверки Зенкевича все чаще стучали по броне «бобика». Шелунцов жал на газ. Ветерок заметно сильнее жег щеки, и Кочергин уже не раз растирал их до боли. Командиры, высунувшись из открытых люков и вглядываясь вперед, заняты были тем же. Вскоре путь пересекла другая дорога, ведущая к Дону, на мост к Нижне-Чирской. Ее почти зализало снегом: на том берегу был враг. Впереди слабо обозначились черточки домов Ильмень-Чирского. Головная тридцатьчетверка повернула на юг. Дальше на сотни километров вглубь лежала немая степь. В ней затерялась мертвая артерия железной дороги Сталинград — Тихорецк, которую корпус пересек 20 ноября. Внешнее кольцо разрубило ее в ста километрах южнее гремящего и пылающего Сталинградского «котла», где-то у еще безвестных городка и станции Котельниково. Из снега торчали кусты чернобыльного бурьяна. Кочергину почудилось, что чем дальше, тем они становятся гуще и выше, как лес. Глаза слипались. Мучительно хотелось спать.

— Опять лес, ребята, чтоб ему сгинуть! — высунувшись по пояс из башни, ругнулся Бородкин, когда Шелунцов, обогнув стучавшие на холостом ходу танки, поставил броневичок справа от головной тридцатьчетверки. Кочергин сбросил дремоту.

Козелков уже торчал в башне рядом с командиром разведки. Орлик, недоумевая по поводу остановки колонны, выехал из нее на своей семидесятке и встал с другой стороны танка Бородкина. Все прислушивались. Нет, ничего, кроме скрипа стволов, постукивания и шороха ближайших веток на пронизывающем, выбивающем слезу восточном ветерке. Повернувшись назад, Бородкин негромко подал команду. Моторы один за другим заглушили. Стал слышен шорох поземки. Больше ни звука!

Только, спускаясь к Дону, пересекли большак на Котельниково, как все вокруг быстро изменилось. Кончилась безликая степь. Зализанные снегом, заросшие заиндевелым красноталом и татарником балочки сменились пологими складками местности, поросшими ольшаником и березкой. Деревья группами сбегали вниз. Впереди они стояли плотной стеной. Ее неровный зубчатый гребень чуть заметно рисовался на беззвездном небе. Надев очки, Кочергин до рези в глазах вглядывался в темень.

— Черта здесь без автоматчиков сделаешь! — негромко заговорил Козелков. — Выставись вот так напоказ, и крышка!

— Зря беспокоишься, Иван. В Спецпоселке ничего толком не знают. Ну, сказали, была там прошлой ночью немецкая разведка… Из Ромашкинского вроде бы, с Дону. И все! — заметил он в ответ.

Бородкин молчал. Остальные тоже.

— А мы вроде б большой хутор или станицу с запада обошли. Пригорелой сажей и жильем тянет. Слышите? — подал голос командир разведки.

Никто не ответил.

— Померещилось, Костя, тебе! — запоздало откликнулся Орлик.

— Мне? Мы сибиряки, охотники родовитые. Нюх волчий!

— Давай-ка, командир, я на «бобике» пошарю, разведаю. У него на малом газу мотор почти неслышен, — предложил Кочергин.

— Куда тебе! Ты здесь штаб, а его беречь надо, — хмыкнул Орлик.

— Довольно подъелдыкивать! — повысил голос Бородкин. — Прав Кочергин. На броневичке поначалу поселок пощупать, это идея! А танки с двух сторон его подстрахуют. Дело!

— Так я осторожно, — оживился Кочергин. — Случись что, Шелунцов меня из «Дегтярева» прикроет.

— Эка придумал! А «бобик» что? Мишень? — фыркнул Орлик.

Нотки бывалого фронтовика, поучающего дилетанта, явственно прозвучали в его голосе.

— Любишь трепаться! Твое предложение?

— Тихо! Вам подраться осталось! Командую я! Точка! — Голова Бородкина скрылась в башне. Зашуршала «километровка». — Здесь, на карте, вдоль Дона вот речушка, — раздалось из люка. — Мы у нее стоим. Она, верно, под снегом. Дальше берег обрывистый, а над ним, восточнее, Ромашкинский и есть. Если там немец, он под огнем большак за поселком держит. Надо его с тыла проверить, с этой вот стороны, где стоим.

Снова зашуршала карта. Бородкин торопливо ее складывал.

— Поезжай, Кочергин, — едва показавшись, заспешил он. — За тобой в двухстах метрах семидесятки пойдут. Орлик выручит, если что. Зайдешь в поселок с середины, — махнул он рукой, — Орлик следом, с этого конца, а я на тридцатьчетверках с противоположной стороны. Поднимусь вдоль обрыва. Начинаю я по твоей, помначштаба, ракете, если раньше немца не всполошишь. Фашистов от леса отсечем, чтобы как в Немках не получилось, и они наши.