Конец подкрался незаметно

А русские жили в некоторой расслабухе духа, слегка «начерно» — мол, захочу — так все

еще исправлю, на Волгу уйду.

Простор и богатство воображаемых вариантов — обернулись некоторой мягкотелостью, позволением себя прессовать, непривычкой сражаться за каждый свой день как за

последний шанс. Своего рода наркотик, расслабляющий волю. Журавль в небе заместо

синицы в руке.

11. Русскому человеку было толком не понять горечь и тяжесть такого наказания, как

изгнание. На Руси оно не практиковалось!

(Один советский хоккеист на гастролях в США ответил начальнику команды на вопли: «А

вы меня Родиной не пугайте!» — его хотели отчислить и отослать за грехи.)

Для грека или римлянина изгнание было горем. Для средневекового итальянца — горе.

Для француза или англичанина эпох расцветов — горе. Моя страна, мои права, мой дом, мое влияние, только на родине я человек, а на чужбине — никто… и делать там нечего, и

не нужен, и не уважают, и беден я там…

Для советского человека заграница была пересадкой на полпути в рай. Там было

свободнее, богаче, уважительнее, и работа есть, и достоинство не оскорбляется.

«Изгнание» — ха! Да загранпоездку надо было заслужить!

Так что для национального русского духа характерно печальное: «Там, конечно, лучше… и

богаче, и красиво, и вещи, и забота о людях… но мы уж здесь, мы привыкли, все родное, здесь предки, кто ж это все продолжать и поднимать будет… да и красиво здесь, где еще

такие просторы найдешь…»

Но незыблемая опора духа на то, что мы здесь — живем самой достойной и правильной

жизнью, и все наше самое лучшее, и какое горе этого лишиться… только сталинской

пропаганде удалось вбить в пионерско-комсомольские поколения за железным занавесом

это представление. А потом за границей — сбегали!

Русский а все-таки задет тем, что несправедливо размещен на обочине праздника жизни.

12. И еще маркиз де Кюстин отмечал, что русские болезненно внимательны к отзывам

иностранцев об их родине и порядках. Да плевал я на их отзывы, идиотов скудоумных!

Но… ах, и нынешние яйцеголовые так любят мнения американцев, и немцев тоже.

Некоторый комплекс низкопоклонства перед Западом, заискивания, обязательного

учитывания мнения Запада, обязательного желания выглядеть в его глазах хорошо — есть!

Есть!

Некоторый комплекс национальной неполноценности.

13. Это забавно сказывается в раздувании мастеровых умений и смекалок. Левша блоху

подковал, в общем. Англичане сделали — а наш подковал!

Немец или американец зовет мастера для ремонта — а русский покумекает и из

подручных проволочек все сладит. Вот только — аппарат немецкий, инструкция немецкая, конвейер немецкий — а наш выкручивается без ремонтников, он самый умелый.

Когда жестоко следят за выполнением задачи без лимита средств — летают классные

ракеты, самолеты, танки ездят на страх врагу. Когда покупают чужую линию сборки

автомобилей — принимай дерьмо, Родина!

Да! Да! Под КГБ, под палкой и страхом, за спецпаек в полицейском государстве — все

может! И ракету, и бомбу, и спутник! А просто на заводе, просто за зарплату и премию —

ни хрена хорошего не выходит. Ну?!

За границей, в их системе и коллективе — любого класса наши специалисты лавры

срывают. Промеж себя дома — господи, «но все, что вы делаете руками — это ужасно!».

В русском с его комплексами нет того, что есть в немце или англичанине: «Ты должен

делать свое дело лучше всех, иначе нельзя, иначе делают туземцы, иначе позорно и

недостойно, иначе — удел унтерменшей, недочеловеков, иначе — какая же ты ведущая

нация в мире».

Русский знает за собой склонность к халтуре. Это мешает ему испытывать комплекс

мирового супермена. И когда он действительно усовершенствует изделия других — он

уважает свои истинные умения и слегка презирает тех за недоумство. То, что кустарными

переделками всю промышленную группу тянуть нельзя — эта мысль не обсуждается как

неактуальная.

14. Посмакуйте пожалуйста заголовочки на вкус:

«Любовь по-немецки». Шовинизмом не отдает?

«Любовь по-английски». Как насчет уйти не прощаясь?

«Любовь по-итальянски». Крик, гам, битая посуда и примирения.

«Любовь по-еврейски». Что-то нищее с форшмаком и скрипочкой плюс жалкий юмор.

«Любовь по-американски». Что-то грандиозное, а под ним — драма пустоты и тщеты

карьер.

«Любовь по-русски». Эмоциональная окраска — сугубо позитивная. Это — хорошо!

Крепко. Чисто. Непросто. Надежно. Без рекламы. С потерями. С душой. На всю жизнь.

Лучше и настоящее, чем у всех.

«Любовь по-французски». Ну, это просто минет с шампанским.

«Любовь по-японски». Харакири? Кимоно? Гомосексуализм? Драма самурая? Ветка

сакуры.

«Любовь по-китайски». Прекратить смех!

«Любовь по-кубински». Ни слова о революции и проституции!

Я что хочу сказать? Слово «русский» имеет для народа сильнейшую положительную

окраску. Объективность, адекватная самооценка тут же выключается. «Русский» — есть

собрание положительных черт.

И это обнадеживает.

Все народы склонны к шовинизму. Русский — не исключение. Ну, разве что англичане в

Новую эпоху были так круты, что могли издеваться над собой безмерно — так им боком

вышло.

Здоровый позитивный шовинизм. Иррациональный, как ему и полагается.