Конец подкрался незаметно

Заметьте: северные поморы и первая волна сибиряков — белая кость русской нации —

воровства нс знали, не заведено было. Это жили люди свободные, своим умом и за себя

отвечающие, и сели что — расправа была скора и сурова. Закон тайга, медведь прокурор.

До Петра народишко еще пытался перебиваться. Хотя уже со времен Алексея

Михайловича отмечают заезжие в Московию иностранцы вороватость и жуликоватость

российского люда. Заметьте — ни Антверпен, ни Гамбург, ни Лондон отнюдь не были

эталонами честности. Город позднего Средневековья был набит ворьем и всяческим

ночным людом. Но все относительно. Вот относительно Европы Россия была воровата и в

XVI веке тоже.

А с чего бы иначе? Народ находился в состоянии рабском. А рабство формирует рабские

обычаи и представления.

СТАЩИТЬ — УДАЛЬ РАБА

Это и подкормка, и самоутверждение, и развлечение, и месть жадным властям.

А уж при Петре, когда регламентировать пытались все, и зажатые гайки народу вздохнуть

не давали, и все добро шло на нужды армии и флота да на роскошь столицы — подчас

только воровством и добудешь чего нужного, сокрыв от государевых доглядатаев.

РУССКАЯ НАРОДНАЯ МОРАЛЬ ВОРОВСТВО НЕ ОСУЖДАЛА

Верх и низ общества противопоставляли себя друг другу, и бесправию сверху защитно и

мстительно противопоставлялось бесправие снизу. Чужое богатство вызывало зависть, это

везде, требовало знаков уважения, это везде, к нему хотелось примазаться, подражать, это

везде: но чужое богатство никогда не воспринималось как справедливое!

(Да — именно в Европе упрощенное понимание социальной справедливости как

уравниловки вызвало к жизни в XIX веке идею социализма. Но, направленная против

эксплуататоров в период действительно жестокой эксплуатации наемного труда — она

имела основой распределение по труду, именно труд ставился головной ценностью. В

России же… — )

Политико-экономическое устройство России тысячу лет культивировало в народе стойкое

представление:

БОГАТЫЙ — ЗНАЧИТ СВОЛОЧЬ

7-А. Создание образа благородного разбойника, мстящего богатым и помогающего

бедным, свойственно многим народам. А вот сочувственное отношение к каторжному

люду — это, скорее, российская особенность. Здесь разве что сицилийско-корсиканская

мораль родственна нашей.

Доброта и милосердие? Ага. Девятьсот восемнадцатый год припомнить? Или дикую

жестокость недавних девяностых, когда ребятки — десятками и сотнями тысяч человек!

— вдруг оказывались лютыми душегубами, просто зарабатывающими себе на жизнь

убийством, часто — убийством стариков и детей. Не надо ля-ля.

(Кстати, наших ребят очень любят в Армии обороны Израиля, культивируя мнение, что

«русские предпочитают сначала стрелять, а потом разбираться, им развязать руки —

наведут порядок».)

Логика такая. Власть — мой враг. Враг моего врага — мой друг. Я сочувствую

пострадавшему от моего врага.

Вор — лихой, смелый, а что зол и эгоистичен — а так в этой проклятой несправедливой

жизни и надо, у нас вот просто храбрости и удальства не хватает, тянем лямку…

А каторжного жалеть надо, он несчастный, ему плохо, а Христос завещал всем прощать и

жалеть, это по-евангельски.

«От сумы да от тюрьмы не зарекайся». Каждый русский осознавал и себя потенциальным

каторжником. Так конечно душой был с ним — против общего тюремщика.

7-Б. Западное христианство пережило Великую Реформацию. Ренессанс ознаменовался и

сопровождался великой религиозной революцией — за правду, совесть и справедливость.

Протестантизм изменил сознание Европы. Предельная простота обряда, упразднение роли

церкви, чистота нравов и трудолюбие отличали жизнь германских народов.

Нравственность, трудолюбие и достаток были утверждены как взаимозависимые черты

богопослушания и богоизбранности. Богат — значит, избран Господом к хорошей жизни

по угодности своей Ему за нрав и труд.

Богатый — значит достойный по морали и перед лицом Бога. Разницу с русской точкой

зрения чувствуете?

Католицизм вынужден был или как-то модернизировать себя, сохраняя лицо и стараясь

сохранить влияние в одно и то же время; или католические страны опускались и впадали в

ничтожество, как постепенно случилось с богатейшими Испанией и Италией; или дело

дошло до революционного взрыва и полного переворота всего, как во Франции.

Российское же христианство, ставшее после раскола церквей Рима и Византии

православием — это совсем другая история. Оно было принесено и посажено приказом

власти, оно подчинялось власти, и редкие и слабые случаи протеста церкви против власти

давились жестоко и начисто. Церковь призывала к лояльности властям, и простому люду

оставалась сторона религии и веры утешительная, примиренческая, бессильная что-то

изменить на земле, но обещающая воздаяние на том свете и призывающая любить все и

вся. Всепрощение и милосердие к врагам своим, а уж не личным врагам — так тем более.

Не тот угоден, кто богат, такого Бога русский крестьянин принять не может в нищете и

бесправии своем, Христос — Бог угнетенных. А тот угоден, кто сир и наг, несчастен и