Конец партии

Ещё три выстрела гулко прозвучали в замкнутом пространстве кабинета военного министра. В тот же момент распахнулась дверь, и Аристархов попытался броситься на Шварца. Шварц мгновенно опустил ствол вниз и выстрелил в ногу адъютанту Керенского, свалив того на пол. Посмотрев на Аристархова, корчащегося в муках от дикой боли, он не спеша вышел из кабинета.

Выйдя в приёмную, Аарон снял трубку телефона и назвал отозвавшейся телефонистке номер Блюменфельда.

— Керенский — мёртв! Я ухожу! — и бросил трубку.

— Всё кончено, всё кончено, я сделал это, — сказал он сам себе и выстрелил в висок. Его уже мёртвое тело рухнуло на пол, заливая всё вокруг кровью из продырявленного черепа.

Герман Блюменфельд испуганно вздрогнул, когда дверь в его кабинет рывком распахнулась, впустив туда двоих — генерала Климовича и живого Керенского, собственной персоной.

— Вы живы? — дрожащим голосом еле проговорил Блюменфельд.

— Как видите.

— Значит, вам повезло… — прошептал он.

— А вам нет. Буквально десять минут назад ваш секретарь убил моего двойника. Вы об этом знали.

— Нет-нет, я даже не предполагал, что он на это способен.

— Я вам верю, а вот генерал Климович — нет. А раз так, то я больше верю генералу, чем вам. Собирайтесь, Герман Фадеевич, вас ждут в Крестах. Вам выделена самая роскошная камера по соседству со многими революционерами, часть из которых вы знаете лично. Там вас допросят и снимут показания, а наш суд, самый справедливый и гуманный суд в мире, вынесет своё решение. Надеюсь, вы не будете сильно мучиться. Мишкааа!

— Я здесь, вашбродь!

— Миша, пригласи людей из Бюро, пусть забирают своего клиента, я с ним уже переговорил.

— А то ж, мигом позову.

Через минуту в кабинет вошли трое и, связав Блюменфельду руки, увели с собой.

— Теперь ждём восстания, Евгений Константинович?

— Ждём, Александр Фёдорович.

— Наступление назначено на двадцать третье июля.

— Да.

— А сегодня уже двадцатое.

— Как думаете, когда они выступят?

— Двадцать второго или двадцать четвёртого. Они любят двойные чётные числа, тянуть им дальше некуда, сегодня наступление, завтра — восстание, всё верно. Но точных сроков они не знают, поэтому — двадцать четвёртого.

— Ну, что же, тогда я отдаю сегодня распоряжение о подготовке и начале движения составов с латышскими стрелками в Москву.

— Да, завтра с утра будет в самый раз им отправиться туда.

— Решено. Поедемте в Смольный, Евгений Константинович, казаки, верно, уже заждались.

Глава 18. Наступление

"До 22 января 1905 года революционная партия России состояла из небольшой кучки людей — тогдашние реформисты (точь-в-точь как теперешние), издеваясь, называли нас «сектой»."

В. Ленин

Двадцать третьего июля началось наступление одновременно на Северном и Румынском фронтах. Немцы уже имели сведения о том, что со дня на день русские начнут наступление. Но времени для переброски войск у них уже не оставалось, да и резервов тоже.

А двадцать четвёртого июля, как и предсказывал Климович, в Москве подняли восстание люди Троцкого и Красина. Вооружённые отряды ринулись захватывать вокзалы, почту, банк и другие «арт объекты».

Рабочие многих предприятий, в частности, принадлежавших Рябушинским, объявили забастовку и локаут.

Немногочисленные латышские стрелки заводской охраны заняли административные здания и сдерживали натиск восставших. Китайские отряды, прикомандированные к тюрьмам, также оказали ожесточённое сопротивление, но были уничтожены, а все заключённые выпущены на свободу.

Правда это были, в основной своей массе, обыкновенные уголовники, до которых не дошли руки у Керенского и Совета общественной безопасности. Но они оказали помощь восставшим в разграблении города и создании мелких отрядов, штурмующих здания Бюро и СОПа.

Среднеазиатские всадники атамана Семёнова и кавказцы барона Унгерна, расквартированные на окраине Москвы, были застигнуты восстанием врасплох. Керенский не счёл нужным их предупредить, боясь утечки информации.

Раскидав небольшой отряд, попавшийся им навстречу, оба атамана подняли свои полки, направив их на разгон демонстрантов и защиты ключевых позиций в городе.

Нахлёстывая лошадей, туча всадников на низкорослых киргизских лошадках помчалась по узким московским улочкам, но их ждал неприятный сюрприз — баррикады. Пара пулемётов, да выстрелы со всех сторон из окон и дворов довершили разгром всадников, зарвавшихся в поиске лёгкой добычи.

Яростное татаканье пулемётов, летящие наземь всадники, гортанные возгласы людей, расстреливаемых в упор, накрыли место битвы невыносимым гомоном. Оба полка атамана Семёнова в течении дня прекратили своё существование, а немногие выжившие не желали идти в бой под пулемёты. Они потеряли боеспособность и дезертировали. Семёнов смог добиться только того, что остатки полка вернулись обратно в казармы, чтобы медленно таять от бегства.