Конец партии

Рут усмехнулся.

— Вы меня убедили, мистер Керенски, спасибо за вашу откровенность, хоть так дела и не делают, но я готов с вами вести все дела. От себя могу сказать, что нажму на все рычаги, чтобы выбить для вас кредит и обеспечить скорейшую доставку всего необходимого. Уж с этим у американцев никогда не было проблем. Мы найдём и людей, и технику для того, чтобы обеспечить наши обязательства. Но что вы хотели бы получить в первую очередь в качестве подтверждения наших серьёзных намерений?

И хоть Керенскому было совсем не смешно, но представив реакцию американца, он невольно улыбнулся.

— Вы не поверите, но в первую очередь мне от вас нужны простые сельскохозяйственные орудия. Косы, грабли, ручные бороны и остальное, а также обувь, как мужская, так и женская, и детская. Это в приоритете. И ручные пулемёты.

— Действительно, вы меня удивили. Это точно?

— Точно! Вы можете удивляться, но мы справимся и с вашей помощью, и без неё, но без помощи будет тяжелее. Вот поэтому я с вами и откровенен.

— Что же, — скривив губы в недоумении, произнес Рут. — Этого добра мы отправим вам сразу, ещё тогда, когда мы будем на обратном пути. Это я вам могу твёрдо обещать. На наших складах завалялось множество различного сельхозинвентаря. С обувью сложнее, но ненамного. Пулемёты тоже будут.

— Буду обязан, — ответил Керенский и крепко пожал руку Руту, спокойно смотря в его глаза хитрого, но в чём-то благородного интригана.

***

Время шло, контора писала, а вопрос религиозной поддержки по-прежнему стоял колом. Этому мешал целый ряд факторов, которые Керенский в своём желании удержать страну от развала до сих пор не учёл. Номинально он дал возможность патриаршества, убрал обер-прокурора и упразднил функции Синода, как контрольного органа. Не сам, а полунамёками, которые были выполнены, и теперь ожидал развязки. Но нужно и самому разговаривать об этом с будущим патриархом.

А между тем события шли своим чередом. В мае 1917 года в Российской церкви была введена выборность епархиальных структур церковного управления; в ряде епархий прошли выборы правящих архиереев. 19 июня 1917 года в Москве открылся Съезд духовенства и мирян Московской епархии для выборов главы епархии. И 21 июня посредством тайного голосования правящим архиереем Москвы был избран архиепископ Тихон.

Через неделю, пользуясь молчанием Временного правительства, был собран и начал свою деятельность Всероссийский Поместный Собор. На Соборе разгорелась оживлённая дискуссия о потребном высшем церковном управлении. Далеко не все участники высказывались за реставрацию патриаршества, против выступала значительная группа профессоров-богословов.

Эту информацию Керенскому рассказал Щегловитов после отъезда американцев.

— Господин министр, у меня к вам дело чрезвычайной важности, — зашёл он как-то в кабинет к Керенскому.

— Слушаю вас со всем вниманием, — Керенский действительно удивился и оторвался от очередной папки с бумагами.

— Я хотел бы указать вам, Александр Фёдорович, на то, что вы ни разу не побеседовали с кандидатами на должность патриарха. Удивительное дело, человек, который чисто постфактум даёт разрешение на проведение Поместного Собора и силой своего влияния убирает обер-прокурора, даже не удосуживается поговорить со служителями церкви, узнать их нужды и надежды и привлечь на свою сторону.

Керенский поднял усталый взгляд от бумаг.

— А что, надо?

Щегловитов аж захлебнулся.

— Ну, как же? Как же… Что с вами, господин министр? Это просто архиважно и архикритично. Раз вы выставляете себя государственником, и я это вижу, то вы просто обязаны обратить своё внимание на церковь.

— Да?! А я думал, что отсутствие контроля государства над церковью в виде жеста доброй воли и так понятно, и не надо никому объяснять, что поддерживать нужно Керенского, который дал свободу церкви, а не Блюменфельда, или я не прав?

— Правы, конечно, но лучше будет, если вы лично посетите Собор и переговорите с кандидатами на должность патриарха, тогда вы получите значительную поддержку от церкви. Заочно любовь не завоюешь.

— Хорошо, — сдался Керенский, — возьмите на себя, пожалуйста, этот труд и согласуйте моё посещение Собора с церковью.

— Уже согласовал. Они ждут завтра, в любое удобное для вас время, прошу меня извинить, взял на себя сей труд заранее, зная, что вы согласитесь со мной.

— Вы из меня верёвки вьёте, Иван Григорьевич. Слабый я стал, безвольный, на всё согласный, эх. Давайте тогда завтра с утра.

— Эх, — эхом повторил за ним Щегловитов, улыбнулся и ушёл, а Керенский снова уткнулся в свои бумаги. Работы было много, работать было надо и отдыхать тоже, но… И Керенский, откинув глупые мысли, снова стал вчитываться в документы.