Она выстрелила еще раз - пуля ушла в потолок, и мне на макушку осыпался ворох каменной крошки. Теперь я не слышала совсем ничего, но это не помешало мне ударить Амалию коленом в живот и второй рукой вцепиться в рукоять пистолета мертвой хваткой. На какой-то момент мне даже показалось, что сейчас мне удастся вырвать оружие из ее рук, но тут меня ослепила вспышка боли: Амалия ребром ладони врезала мне по переносице. На секунду я потеряла ориентацию и ослабила хватку, но этого ей хватило, чтобы отшвырнуть меня в сторону и, сказав что-то (я не смогла прочитать по губам, что), направить дуло пистолета мне в грудь.
Одна-единственная вспышка - и все тело мое на секунду превратилось в пропитанный болью ком. Я даже вскрикнуть не смогла, только судорожно попыталась вдохнуть, когда пуля прошила мне грудную клетку где-то рядом с сердцем, и тут же поняла, что дышать больше не могу. В горле при вдохе судорожно заклокотало что-то соленое и горячее. Повернув голову, я попыталась прокашляться. Кровь.
“Я умираю”, - мысль была настолько ясной и естественной, что не вызвала никаких эмоций. Шевелиться я тоже не могла, мне оставалось лишь беспомощно наблюдать, как Амалия делает шаг к ларцу, с торжествующим видом поднимает крышку, и…
- Простите, - вдруг донесся до меня, как сквозь вату, голос Павла, - вы не это искали?
Это было невозможно, но он стоял возле стены, живой и не подающий никаких признаков близкой смерти. Только лицо его было неестественно бледным, а в руке было зажато что-то металлическое и, судя по опасному блеску, острое. Что-то, что я, кажется, видела этой ночью во сне.
Амалия успела лишь обернуться, когда короткое, толстое лезвие пронзило ее насквозь. Умерла она, наверное, мгновенно, и последним, что застыло на ее лице, было выражение бесконечного, какого-то по-детски расстроенного изумления.
Пробормотав что-то вполголоса, Павел с силой выдернул меч из тела побежденной противницы и, даже не удосуживаясь удостовериться, что она мертва, метнулся ко мне.
- Натали!
Я уже ничего не чувствовала, даже боли. Я слышала-то его с трудом - звон в ушах, заглушающий все остальные звуки, становился все громче.
- Натали, я же вас просил… - он почти разорвал на мне кофточку, и при одном взгляде на рану лицо его исказилось. - Боже, Натали, не смейте, смотрите на меня.
Я и рада была бы сделать это, но сосредоточить на чем-то взгляд была уже не в состоянии. Кажется, он меня по щеке погладил, но я этого уже не ощутила.
- Невозможно, - сказал Павел будто не мне, а кому-то еще, хотя мы в комнате остались наедине. - Я не могу… Но нельзя… нельзя по-другому…
Я не могла даже представить, о чем он, но в голосе его слышались слезы, и мне неожиданно остро захотелось хоть как-то его утешить. Из моей груди вырвался невнятный предсмертный хрип, я хотела собрать силы на то, чтобы хотя бы взять Павла за руку, но ощутила, что тело уже оставили все силы. Вот и все. Конец.
И тут мне в руку вложили что-то твердое и холодное, и последние слова Павла, который он сказал перед тем, как душа моя, сделав последнее усилие, приготовилась вырваться из тела, я услышала чрезвычайно ясно и четко:
“Теперь он ваш”.
========== Глава 17. Новые люди ==========
Открыв глаза, я поняла, что не чувствую своего тела - ни рук, ни ног, ни туловища. Но вместе с тем я не лишилась способности что-то видеть и ощущать: хоть и с опозданием, но до меня дошло, что я уже не в подземелье замка. Для подвала в помещении, где я оказалась, было слишком натоплено, а окон там и подавно не могло быть. Снаружи уже сгустилась ночь, и меня это насторожило, ибо в первую неделю июля в Питере так темнеть не может. Сколько же я пролежала без сознания? И где я?
Хоть я по-прежнему не ощущала себя в полной мере, но оказалось, что тело все-таки осталось при мне. Я даже смогла подняться на ноги и оглядеться, чувствуя удивительную, невиданную легкость в движениях, будто стоит лишь захотеть - и ноги мои оторвутся от пола, а я сама взлечу под потолок. Глаза быстро привыкли к темноте, и я смогла разглядеть очертания мебели: какой-то ширмы, комода, зеркала, каминной решетки и… кровати, на которой кто-то мирно спал.
Окончательно перестав что-либо понимать в происходящем, я заозиралась в поисках выхода. Таковых обнаружилось даже два. Одна дверь была настолько искусно замаскирована под стену, что выдал ее лишь маленький замок, на который как раз в тот момент попал отблеск вышедшей из-за облаков луны. Подумав, что она, скорее всего, закрыта, я хотела выбраться через вторую дверь, выглядевшую на порядок солиднее, но тут за ней раздался топот множества шагов и неясный гул голосов. Верховодил ими один, басовитый и грубый, обладатель которого был, если судить по интонации, изрядно под градусом:
- Ломай!
Тут же послышался первый сокрушительный удар по дереву, от которого, кажется, даже стены сотряслись. Перепуганная до смерти, я шарахнулась куда-то вбок, судорожно ища взглядом, где можно спрятаться, и тут, увидев, что до сих пор спавший человек подскочил с постели, не сдержала изумленного возгласа.