Конец

Юный Маццоне, широко шагая, направлялся в школу. Он почти бежал, потому что чувствовал себя паршиво. Иезуиты, желавшие переделать его по своему образу и подобию, в моменты хандры совершали длительные прогулки в быстром темпе, чтобы очистить кровь. Он даже подпрыгивал на ходу. Немного запыхался, что даже хорошо.

Путь его лежал через центр города, по бульвару Святого Амвросия – кратчайшей дороги на запад от Элефант-Парка. Он редко шел, как следовало, по тротуару, чаще всего шагал по бордюру или спускался на грязную обочину, где трава была уничтожена реагентами. Маршрут без грязи занял бы вдвое больше времени. Посредине дороги пронесся трамвай. Бульвар был покрыт асфальтом вдоль обочины, далее шли полосы брусчатки и гравия в середине, где проложены рельсы. Сохранившиеся дома представляли собой уникальные заброшенные постройки разных цветов, столбы, что поддерживали крышу крыльца, почти везде упирались в уже прогнившие доски, оконные стекла разбиты забавы ради, трубы изогнуты, как позвоночник больного сколиозом, входные двери сняты с петель или заколочены досками (под облупившейся белой краской просматриваются три-четыре слоя старой, часто в пастельных тонах). Горгульи вместо алюминиевых водосточных труб способствовали осушению желобов и свидетельствовали о наличии некогда средств у хозяев, которых позже не стало. Ни в одном из домов не наблюдалось признаков зарождающейся разумной жизни. Темные лианы с эффектными розовыми цветами ползли по стенам и дальше в окна. Терракотовая черепица была единственным украшением садов. Эта деревня из старых пряничных домиков была заброшена, оставленная бездомным собакам и енотам и на милость дождя, способного превратить стены в желе.

Далее бульвар поворачивал на север и тянулся по обрыву карьера мимо нескольких некрашеных лачуг, где когда-то жили сирийцы, потом цветные, но недавно уехали и они. Затем дорога шла через старый луг, который, как было видно, несколько лет назад возделали – земля стала ровной и вспаханной, с одной стороны высилась каменная стена, сложенная кем-то из обломков древней породы. Сахарные клены и заросли сумаха окаймляли его с остальных сторон, явно замышляя интервенцию. Над стеной возвышался тянущийся к небу росток бука.

Миновав луг, он проверил пульс и прибавил шаг. Железнодорожная линия здесь разветвлялась: одна полоса вела на юг, а почти все автомобильные дороги, кроме одной, сузившейся до двух мощенных булыжниками полос, вливались в новое федеральное шоссе.

Через сотню ярдов он остановился на пологом краю утеса.

Он должен был здесь задержаться, как и делал ежедневно, – иначе не мог. Как пройти мимо, если вид сам останавливал его? Четыре миллиона лет назад это место было морским дном, покрытым слоем ила. Осадочные породы со временем каменели, появлялся новый слой и так далее. В какой-то момент море отступило, открыв людям слоистый сланец. Потом его прорезала река, следом за ней стал надвигаться ледник, расширив в одном месте русло и образуя заводь, уходящую в долину, ограниченную скалами. Под его ногами черный хрупкий сланец походил на небрежно уложенные слои обуглившихся газет. Он смотрел с утеса на грязные воды реки, петлявшей, обходившей леса и несшейся дальше по долине туда, где расположился протяженный, ветшающий город, окутанный угольным дымом, пахнущий серой, но еще способный очаровывать, – город, который был его домом.

Он брел дальше, в школу. В период цветения не вошло еще ни одно из деревьев. Кратчайший путь – мощенная булыжником улица с односторонним движением под названием Реклесс-авеню. Вниз он спускался на огромной скорости, будто ноги превратились в колеса.

Над городом медленно поднимался туман, словно в эту холодную погоду намеревалось испустить дух гигантское животное.

Утренний воздух приобретал желтоватый оттенок по мере того, как он приближался к доменным печам на самом дне долины у стен из сланцевой породы. Он специально приучал себя замечать подобные уродливые вещи, когда воздух будто надевает военную форму цвета хаки, как теперь называют. Побыв на ферме, где воздух был прозрачным, он открыл для себя, насколько неестественен цвет городского воздуха. Слово «хаки» пришло из урду и означает «подобный пыли».

Через улицу от сталелитейных заводов располагались таверны и проходила западная Седьмая авеню. В зависимости от того, в какое время доводилось там оказаться, он встречал рабочих либо третьей смены, идущих от прокатного стана, либо первой, направляющихся к нему.

Он срезал путь, пройдя через двор и стоянку больницы, а потом огород, где иезуиты выращивали овощи, и сразу оказался у школы.

Нино и Рикки ждали его у котельной.

Было 07:15.

Нино поскребся спиной о кирпичную стену и произнес:

– Здрасьте, Ваше Высокопреосвященство.

Утреннее собрание курительного общества юных джентльменов было открыто. Они его ждали, что он ценил.

Ничего важного сегодня не должно было случиться.

Он посмотрел на Нино.