Конец

– В этой школе был административный кабинет с телефонным аппаратом?

– Был.

– И все же ты не попросила разрешения воспользоваться этим устройством, чтобы связаться с мужем, или матерью, или со мной, не пришла тебе мысль отправить открытку с номером телефона того места, по которому мы могли бы время от времени связываться с тобой. Ты, вероятно, была очень занята, слушая «Новых всадников пурпурного мудреца» или тому подобное.

– Я писала, отправила свой адрес.

– Не желаю слышать сказки, которые, как ты думаешь, тебя оправдывают. И часто ты писала?

И тут вмешалась Патриция:

– Она отправляла мне открытку на каждое Рождество.

– А как часто ты писала мужу и сыну? – продолжала миссис Марини, будто не слыша. – Полагаю, я даже знаю ответ: после каждого дождичка в четверг.

– Да, нерегулярно.

– Почему ты уехала из этого Тумстоуна, или Санта-Фе, или откуда там?

– Каспера.

– Да. Почему?

– Не знаю.

– И никаких идей?

– У меня была подруга, только одна настоящая подруга. Они решили ее уволить. Она украла банку картофельных чипсов, вот и все, и она собиралась уезжать, должна была проехать мимо города, и я решила…

– Минутку. Значит, подруга.

– Да, второй повар.

– Твоя подруга.

– Да.

– Дальше.

– И я решила, что вернусь с ней.

– Зачем?

– Не знаю.

– Лжешь.

– Я не знаю.

– Обрати очи свои внутрь к душе и скажи, что видишь, – зло выпалила старуха.

– Я подумала, и все. Давно хотела вернуться.

– И все же не вернулась.

– Я… я отправила Энцо телеграмму: «Могу я вернуться домой? Прибываю такого-то числа в такое-то место», но его не было на перроне, я решила, это значит…

– Какую телеграмму?

– Я отправила телеграмму, думала, он получил, но я потом звонила ему по телефону, он сказал, что не получил. Вот так. Он не получил телеграмму. Но я говорю правду, я отправляла телеграмму со словами: «Могу я вернуться? Я еду». Он не встретил, телеграмма не дошла, а я хотела вернуться. Тогда я ничего больше не сказала. Хотя могла бы. Он не собирался приходить. Я знала. Но спросить я побоялась. Вдруг он сказал бы нет. Тогда я была в Питтсбурге. Я могла бы сказать: «Прошу». А он мог бы ответить: «Да».

– Я знаю, что бы он сказал.

– Пожалуйста, Констанца. Прекратите немедленно, – вставила Патриция.

– И ты знаешь, что бы он сказал.

– Прекратите, – повторила Патриция.

– Ты должна была уговорить его не ехать или отвезти их сама.

– Довольно, – сказала Лина.

– Глупая. Я люблю тебя. А ты глупая.

– Закрой свой дряхлый рот, – сказала Лина.

– Как ты оказалась в Питтсбурге?

– Нашла работу.

– Молоть кофе? Или продавать обезьян?

– Шила портьеры в универмаге.

– Как часто ты писала мужу или сыну? Патриция, закрой свой рот, пусть она ответит.

– Дважды.

– Один раз, да, и еще один.

– Да.

– Говоришь, у тебя изменения в жизни?

– Возможно, я точно не знаю. У меня сердце не на месте.

– Почему ты поехала сюда из Вайоминга – ты знаешь, знаешь, знаешь.

– Прежде всего, хотите знать, что я делала в Вайоминге, так?

– Выкладывай. Все по частям.

– Почему я оказалась в Вайоминге?

– Почему ты оказалась в Вайоминге?

– Почему я нашла там работу?

– Почему?

– Почему искала работу? Почему поехала в Дуглас? Почему спала на улице в Висконсине?

– Не хочешь узнать? Ты не знаешь, почему не знаешь?

– Почему я не приехала сюда?

– По порядку.

– Почему уехала?

– Да.

– Была высокая влажность.

– А потом?

– Почему я села в машину?

– Именно.

– О, я скажу, но это не то, что вы ожидаете услышать. Ничего существенного.

– Так ли? А я уверена, что очень существенно.

– Да, но изначально это представлялось мне увлекательной прогулкой. Я села в машину и подумала: хорошо бы ехать и ехать так вперед с открытым окном. Мой поступок не имел отношения к вам обеим, или Энцо, или Чиччо, или кому-то еще.

– Прогулка…

– Ничего серьезного, я варила сыр, а сычужный фермент закончился. Понимаете?

Наступила тишина.

– И я ехала и ехала.

Снегоуборочная машина свернула на шоссе, туда, где большинство фонарей не работали. Падал снег. Его покров на земле отливал голубым. Пикап стал подниматься в горку. От холода стекла рядом лицо Лины будто заморозилось. Она вспомнила, что в кармане все еще лежит носовой платок девушки.

– Ты надолго приехала? – спросила миссис Марини.

– Я взяла с собой все вещи.

– Значит, ты прямо остаешься-остаешься?

– Может быть.

– Теперь тебя никто не будет умолять, – сказала Патриция.

– Ну, конечно, как выбрать между нами и чем-то грандиозным впереди? – сказала миссис Марини.

– Вам меня не устыдить.

– Стыд – бесполезное чувство, – отозвалась миссис Марини. – Избавься от него.

– Да. Конечно.

– Избавься, и все.

– Мне вовсе не стыдно.

– Он изнуряет, всегда приходит с задержкой и совершенно бесполезен.

– Вы не заставите меня просить прощения, – сказала Лина.

– Но все же тебе придется.

– Я не стану делать ничего подобного.

– Но я тебя попрошу, – сказала миссис Марини.

– Говорите.

– Говорю. Пожалуйста.

– Что пожалуйста?

– Проси у меня прощения, – сказала миссис Марини.

– Нет.

– Хорошо. Отлично. Благодарю. Я принимаю извинения. Однако одними извинениями сыт не будешь.