Кондратенко

— Не стоит. Верю вам, голубчик, да и предчувствую: должен японец пойти. Больно роковое число 13 для Артура: тут и Цзинчжоу, и Куинсан, а ко всему и праздник у них завтра, день хризантемы. Начнут, как пить дать начнут. Словом, так. Завтра буду у вас, а сейчас хочу поговорить с солдатами.

До первого резервного батальона было недалеко. Семенов, очевидно, успел послать кого-то с предупреждением, но молва о прибытии «нашего генерала» разнеслась быстрее всех предупреждений. Ровный, как ниточка, строй белых рубах встретил генерала дружным «ура!»…

Спешившись, Кондратенко быстро пошел вдоль строя. Он видел загорелые, бородатые и безбородые, молодые и старые, но неизменно веселые лица. Спрашивал о кормежке, обувке, медицинском обеспечении, вшах… кивал знакомым офицерам, солдатам, а сам думал: «Нужна речь. Речь как приказ, как призыв…»

Много раз приходилось ему выступать перед солдатами, учить их, разъяснять, наказывать, наконец. Но сейчас…

Кондратенко не помнил, как очутился на зарядном ящике, как сбивчиво говорил, почти кричал:

— …За нами осталась лишь небольшая пядь русской земли с городом Порт-Артур. Это наш, русский город, ибо на его устройство мы затратили миллионы народных денег, еще больше положили труда…

Стена белых рубах слушала не шевелясь, затаив дыхание.

— …Надо упорно оборонять свои позиции. Вся Россия следит за нами… Положим все наши силы, не щадя живота своего, чтобы оправдать доверие государя и умножить славу русского оружия…

Речь закончилась дружным «ура!». Солдаты подхватили любимого генерала на руки и, как он ни отбивался, донесли до лошади. В других батальонах встречи были такими же. Везде Роман Исидорович выступал, и везде за ним катилось радостное, уверенное «ура!»… Глубоко тронутый таким приемом, Кондратенко только с темнотой мог отправиться в обратный путь.

13 июля японцы начали атаку передовой позиции русских. После продолжительной артиллерийской подготовки Ноги пустил пехоту на Зеленые горы и Юпилазу. Ожесточенные бои развернулись на склонах последней. Под сильным ружейно-пулеметным огнем и шрапнелью, не обращая внимания на проволочные заграждения и волчьи ямы, японцы, неся огромные потери, только на вторые сутки подошли под скалистые скаты горы. Прижавшись спинами к стене, они пытались залповым огнем достать русских. Но и с русской стороны напряжение достигло высшего накала. Стрелки сваливали на японцев глыбы камней, делали из веревок петли, которыми вытаскивали врагов наверх.

Пока шли бои под Юпилазой, 11-я японская дивизия также безуспешно штурмовала позиции правого фланга у Лунвантаня. Отряд Семенова встретил артиллерийскую подготовку японцев организованно. Стрелков вывели из траншей в блиндажи. После обстрела они, не потерпев урона, сами встретили врага губительным огнем.

Кондратенко добрался до Семенова только в 9 часов утра. Шел сильный дождь. Наскоро выяснив обстановку и отдав общие указания, он немедленно отправился вперед, на Зеленые горы. Бой был уже в самом разгаре. Сквозь пелену дождя, как призраки, надвигались со стороны передовой носилки, ковыляли, опираясь на винтовки, раненые. В этом не было бы ничего необычного. Но вот он увидел спускающуюся с первой сопки беспорядочную толпу солдат. «Отступают…» — остро кольнуло в сердце генерала. Пустив коня в галоп, Кондратенко понесся навстречу.

— Что происходит? Почему отступаем? Где офицеры? — кричал он задыхаясь. Однако навстречу мелькали только испуганные лица, затравленные взгляды. Но вот один солдат остановился, разглядев сквозь дождь генерала… Пулеметы… Наконец, с носилок, пытаясь подняться, какой-то офицер невнятно прохрипел:

— Ваше превосходительство… Большой перевал оставлен… Высокая отрезана, обороняется только ротами пограничной стражи полковника Бутусова.

Генералу все стало ясно. Сдернув фуражку и подняв коня на дыбы, Кондратенко соскочил с него.

— Стой! Кругом! Марш! Вперед! Ну живо! Наверх и ложись за камни! — уже зло закричал он, указывая в сторону передовых позиций.

Солдаты, почувствовав уверенность генеральского тона, поворачивали и быстро рассыпались в цепь. Скоро цепь двинулась вперед. Не обращая внимания на свист пуль, генерал кричал: «Братцы! Лучше умереть, чем опозорить себя и отступить! На вас смотрят царь-батюшка и Россия! Ну, молодцы, с богом! Вперед!

Дальше все сложилось благополучно. Стрелки пошли в атаку, обогнали его. Подошли, кстати, резервные роты и, наращивая удар, ворвались на только что покинутые позиции. Сам он через несколько минут сел на коня. В простреленной фуражке, грязный и исцарапанный, возвращался он в штаб. Отступление было остановлено.