Кондотьер Богданов

Когда Богданов прибежал к капониру, все было кончено. Валялись на земле трупы людей и коней, толпился набежавший люд, наемники уносили раненых и ловили орденских коней. Лейтенант бесцеремонно растолкал толпу и ворвался в капонир. «По-2» был цел. Богданов прошел вдоль одной стороны самолета, затем другой – ни вмятины, ни царапины. Кожаное покрывало с кабины пилота было снято – кто-то сидел внутри. Богданов заскочил на крыло, глянул внутрь – все на месте. Сунув «ДТ» в кабину, лейтенант вышел наружу и вдруг увидел группу швейцарцев и кметов. Они разглядывали что-то, лежащее на земле. Один из наемников поднял взгляд на Богданова, и на лице его проступил страх. Еще не понимая, но предчувствуя беду, Богданов рванулся вперед.

…Аня лежала на боку, поджав ноги. Рукоять «ТТ» она так и не выпустила. Богданов, склонившись, машинально забрал пистолет и только затем, осознав, упал на колени. Наклонился к ее лицу. Она дышала! Хрипло, со свистом, но дышала! Лейтенант присмотрелся. Короткий арбалетный болт вошел ей в грудь с левой стороны, чуть пониже ключицы, и, пробив тело, вышел меж лопаткой и позвоночником. Навылет. Потерявший силу болт с окровавленным древком валялся рядом. Богданов метнулся к самолету, достал из кабины индивидуальный пакет. Зубами сорвал оболочку. Бинтуя поверх одежды, понял: дела плохи. Кровяные пятна на рубашке Ани были маленькие, чересчур маленькие для такого ранения.

– Кровь внутрь пошла! – прошептал кто-то за его спиной.

Богданов не отозвался. Подхватил с земли легонькое тело и понес. Люди дали ему проход, но он не видел этого. Шел, как в тумане, скорее чутьем, чем зрением, угадывая путь. Никто не окликнул и не остановил его, хотя люди бежали навстречу толпой. Перед лейтенантом и его ношей расступались. Богданов миновал ворота, вступил в княжий двор и поднялся по лестнице. В своей комнате он положил Аню на кровать. Кто-то принес и поставил на лавку бадейку с теплой водой. Богданов омыл в ней руки, вытер рушником и подступил к раненой. Он снял повязку, затем раздел Аню до пояса, вспоров окровавленную рубаху ножом. Перебинтовал рану свежим пакетом. На подушечках старого кровяные пятна были с пятак – ничего не изменилось. Подскочившая служанка помогла стащить с Ани сапоги и порты, переодела ее в свежую рубаху и, пока Богданов держал штурмана на руках, расстелила постель. Укрыв Аню периной, Богданов оглянулся. В комнате толпились люди, много людей. Лица их расплывались, а когда черты проступали, Богданов их не узнавал.

– Выйдите! – сказал лейтенант. – Все!

Он не стал наблюдать, как выполнят его приказ, знал: ослушаться не посмеют. Он подтащил к кровати тяжеленную лавку, двигая ее словно пушинку, сел. Служанка поставила рядом кувшин с водой, положила ворох чистых тряпок. Кто-то принес и поставил в угол забытый Богдановым «ДТ». На лавку положили пояс Ани с кобурой, ее одежду, аккуратно поставили сбоку ее сапоги. Лейтенант остался один. Он сидел, глядя на бледный лик раненой, и молчал. Он не мог говорить – слова сохли во рту. Как она оказалась у капонира ночью? Откуда прискакали враги, если вокруг Сборска стража? Кто и как подставил девочку под стрелу? Кто виноват?

Вопросы были без ответов. Лучше, однако, было думать о них, чем о том, что происходило на расстоянии вытянутой руки. Стрела пробила Ане верхушку легкого. Из поврежденных сосудов сейчас изливалась кровь, застывая внутри сгустком, способным убить самого крепкого мужчину. Аню могла спасти операция. Срочная, проведенная опытным хирургом в обстановке госпиталя и при наличии хотя бы медсестры. Он всего лишь недоучившийся студент, ни разу не державший в руках скальпеля. Нет госпиталя, нет медсестры, скальпеля – и того нет. Можно использовать «золинген». Воткнуть нож меж ребер, расширить рану и сделать сток для крови. Тогда будет надежда. Богданов думал об этом, но сознавал: не сможет. Рука не поднимется. Кромсать ножом нежное девичье тело нужно другому, постороннему…

Богданов не замечал течения времени. Солнечный луч на полу побежал к стене, поднялся вверх и вовсе исчез, а Богданов все сидел у кровати. Внезапно Аня застонала. Богданов вскочил и потрогал ее лоб. Он пылал. Богданов намочил тряпку и положил ей на лоб. Шло время. Она что-то прошептала. Богданов наклонился.

– Солнышко… Помоги…

Богданов потрогал ее руки и ноги – они ощутимо стали холоднее. Последняя стадия. Час-другой…

Внезапное рыдание исторглось из его груди. Он взял ее руку, прижал к губам.

– Анечка! Милая! Сердечко мое отважное! Родная моя! – говорил он, как безумный, гладя ее по лицу. – Не умирай! Я тебя очень прошу! Я тебя умоляю! Как же я без тебя? Я пропаду!.. Ты для меня все! Моя Родина, самый близкий и дорогой человек на свете! Я тебя очень прошу! Я все для тебя сделаю – все, что прикажешь! Только не умирай! Пожалуйста!..

Он еще что-то говорил – долго и бессвязно. Внезапно она пошевелилась.

– Солнышко… – уловил он, и тут же из памяти выплыл образ старца в черной шапочке. Он будто говорил укоризненно: «Придет время – не жалей тепла!»

Богданов стал срывать с себя одежду…

* * *