Кондотьер Богданов

Она лежала на снегу и замерзала. Вокруг простиралась равнина – тоскливая и пустынная. Она была одна на огромном заснеженном поле, одна под равнодушным серым небом, беспомощная, неподвижная. Снег медленно, но верно высасывал тепло из ее тела. Оно уходило вместе с жизнью – безвозвратно, навсегда. Время от времени в небе проглядывало солнышко: яркое, желанное, но не желало согреть.

Она впала в забытье, а когда очнулась, ничего не изменилось. Снова были пустынная равнина, серое небо, снег и ледяная стынь, ползущая от кончиков пальцев. Никто, совершенно никто ее не видел, никто не мог ей помочь. Равнодушное солнышко время от времени выглядывало из-за облаков, но снова пряталось. Стынь ползла от ног и рук и уже леденила сердце.

– Солнышко! – позвала она из последних сил. – Помоги!

Солнце приблизилось, потрогало ее лучиками. Оно стало гладить ее, успокаивать, произнося ласковые слова. Каждое из них западало в сердце, но не согревало. На сердце ее нарастал лед.

– Солнышко!.. – прошептала она в отчаянии.

Солнце отшатнулось и скрылось за облаками, оставив ее одну. Она хотела заплакать, но сил не оставалось даже на слезы. «Господи!» – прошептала она, готовясь к худшему. Но облака внезапно исчезли, пропало серое небо и равнина. Огромное, пышущее жаром солнце ринулось к ней и заключило в объятья. Засмеявшись от радости, она приникла к нему и стала жадно впитывать исходящее от солнца тепло…

* * *

Богданов разлепил глаза и некоторое время смотрел в потолок. В комнате было сумрачно – день клонился к концу. Он медленно повернул голову – сил совсем не осталось, посмотрел на Аню. Она спала на его плече, ровно и тихо дыша. Он коснулся губами ее виска – жара не было.

Громадным усилием воли Богданов заставил себя приподняться и сползти с кровати. Откинуть перину сил не оставалось, он сунул под нее руку и нащупал ее ноги. Теплые…

Страшно было подумать о том, чтоб одеться, но он заставил себя. Его шатало, дважды он ударился о лавку, один раз упал на пол, но порты с рубахой все же натянул. О том, чтоб навернуть онучи, смешно было думать. Он воткнул босые ноги в сапоги и, держась за стенку, вышел из комнаты. По коридору брел, как моряк по палубе в шторм. Его носило от стены к стене, но он все же дотащился до лестницы, спустился, вернее, сполз во двор. Он не сознавал, куда и зачем идет, его вело, и он следовал зову. Так раненое животное ищет в лесу спасительную травку. Шатаясь, Богданов добрел до бани в углу княжьего двора. Здесь, под окном, среди мощеного двора была заплатка живой земли. Он рухнул на нее и закрыл глаза.

Пробудило его ощущение чьего-то пристального взора. Богданов открыл глаза и сел. Перед ним толпились люди, много. Впереди стояли и смотрели на него Евпраксия с Данилой. Вернулись…

– Она будет жить! – сказал Богданов, глупо улыбаясь.

Они смотрели на него с тревогой.

– Ей лучше! – заверил Богданов. – Можете посмотреть. Господи, как я счастлив!..

Евпраксия закусила губу, повернулась и ушла. Следом потянулись остальные. Выскочившая из-за спин Неёла поднесла летчику пирожок и кувшин молока. Богданов ощутил зверский голод и набросился на еду. Пока он ел, толпа рассосалась, остался только Данило.

– Мы тревожились! – сказал сотник, помогая Богданову подняться. – Сказали, со вчерашнего утра не выходил.

– Так это случилось вчера? – удивился Богданов.

Данило кивнул.

– Люди заглядывали к тебе и видели: лежишь с Анной. Думали: она умерла, ты мертвую ее обнимаешь. Боялись за твой рассудок. Потом прибежали – исчез! Куда пошел – никто не видел. Встревожились: куда, зачем? Стали искать. Побежали к бане, а ты здесь… Здрав ли ты, брате?

– Здрав! – ответил Богданов.

Он и в самом деле чувствовал себя лучше. Томила слабость, как после долгой болезни, но это можно терпеть.

– Я пойду к ней! – сказал Богданов.

Данило кивнул.

…Аня не спала. Лежала и смотрела на него ясными, блестящими глазами. Богданов потрогал ее лоб – жара нет. Она вообще не выглядела больной!

Поколебавшись, Богданов откинул перину, завернул ей рубашку и стал разматывать повязку. Она безропотно позволила себя приподнимать и ворочать. Когда грудь открылась, Богданова ждал шок. Раны не было! Розовые пятнышки молодой кожи, как когда-то на месте ранения осколком, – на груди и на спине. На спине пятнышко в виде трехлучевой звездочки – по форме наконечника стрелы.

Богданов бросил ненужный бинт и присел на перину.

– Андрей! – внезапно спросила Аня. – Это правда?

– Сам не могу поверить! – сказал Богданов. – Сквозное ранение груди! Зажило! За сутки!

– Я не об этом! – она поморщилась. – Слова, которые говорил вчера?

– Ты слышала? – удивился Богданов.

– Каждое слово! Могу повторить!

– Не стоит! – сказал Богданов. – Понимай как хочешь и поступай как знаешь, но говорил, что думал. Что давно в сердце носил.

– А как же княжна?

– Никак!

– Совсем-совсем?

– Наверное…

Глаза ее повлажнели.

– Тебе плохо? – встревожился Богданов. – Рана болит?

– Сердце…

Он взял ее запястье. Пульс отозвался упруго и ровно.

– Что ж ты раньше молчал? – прошептала она. – Почему?..