Они подъехали к Сборску. Данило с кметами стояли у ворот, о чем-то разговаривая. Лейтенант присмотрелся — княжна! Богданов спрыгнул на землю, подошел. Лицо Евпраксии было встревоженным.
— Из Плескова прискакал гонец, — сказала она, увидев Богданова. — Довмонт требует нас на суд: всех и немедленно!..
12
Довмонт вошел в сени, слегка прихрамывая. Князь оправился от долгой хвори, однако нога побаливала. Не глядя по сторонам, Довмонт прошел к стулу с высокой спинкой, сел и только затем обвел взглядом собрание. Под хмурым взором притихли и вытянулись ближние бояре, строже стали лица кметов и слуг. Повинуясь властному знаку, подошли и стали за стулом сыновья, игумен Иосаф и вечевой дьяк. Довмонт кивнул, дьяк вышел вперед, развернул свиток и стал читать. Довмонт не слушал, князем владело раздражение. Месяц как изгнали сборского посадника, а он узнает об этом третьего дня! Понятно, что сборская княжна не спешила хвалиться, но сыновья-то, сыновья не сказали… Послушали мать, пожалели хворого отца. Он еще не в гробу!..
Дьяк закончил читать. Довмонт жестом подозвал Казимира. Литвин приблизился и слегка охрипшим голосом начал обвинение. Довмонт не вникал в слова, более наблюдая за лицом крестника. Казимир явно волновался, сбивался, делал паузы. «Не договаривает! — понял Довмонт. — Что ж там было?…»
Довмонт выслушал Казимира третьего дня и тогда же почувствовал мутность истории. Сотня кметов захватила укрепленный Сборск? Как? Крестник лепетал о дьявольской птице, мечущей огонь с неба, о Евпраксии, заключившей сделку с дьяволом, Довмонт не верил. Тридцать третий год он правил в Плескове, бывал в десятках походов, но нигде и никогда не видел дьявола. Казимир что-то скрывал. Где он обретался после захвата Сборска? Почему сразу не прибежал? Крестник уверял: было соромно, отправился в Литву в надежде собрать войско и вернуть Сборск самому. Не получилось… Выглядело правдоподобно, но что-то не вязалось, не нравился Довмонту этот рассказ. Но более гневило князя другое. У него под боком, на расстоянии дневного перехода, случилась кровавая свара за власть. Погибла по меньшей мере сотня кметов. Сотня! В битве Довмонта с литовским князем Герденей погиб один — Антоний, сын Лочков, брат Смолигов. До сих пор памятно. Другие походы Довмонта случались вовсе без потерь. Речь, конечно, не о битве под Раковором, там щедро полили снег кровью. Так ведь схватились с закованными в латы датчанами и немцами. Здесь же свои убивали своих: секли мечами, били стрелами, вешали на стенах…
Сборская распря будила у Довмонта тяжкие воспоминания. Некогда он, в ту пору удельный князь Нальшенайский, поднял руку на владетеля Литвы. Миндовг забрал у Довмонта жену — единственную и любимую. Она приходилась младшей сестрой жене Миндовга; старшая на смертном одре завещала мужу младшую — чтоб растила ее детей. Миндовг даже не подивился странной просьбе, прямо с похорон и забрал ладушку. Довмонта он не опасался — куда тому против владетеля Литвы! Миндовг ошибся. Литовское войско отправилось на войну с Русью, Довмонт с дружиной под выдуманным предлогом отстал… Миндовг, двое сыновей князя жизнями заплатили за обиду. Но третий сын, который вел войско на Русь, уцелел… Довмонту пришлось грузить на повозки добро, в компании ближних бояр искать защиты в Плескове. Его приняли ласково, поставили князем. Тридцать три года он платит кровью за доверие. Мечом, которым сразил Миндовга, рубит бывших соплеменников и немецких хищников. Безжалостно рубит! Плесков рад, что предпочел иноземного князя русскому. Плесков славит храброго, мудрого и справедливого Довмонта. В церквях возносят молитвы за ревностного строителя храмов и монастырей. Никому нет дела до воспоминаний князя, его тяжких снов. Они приходят только к нему, и в последнее время все чаще. Окровавленные тела на лестницах и переходах — стража Миндовга стояла насмерть, ярость в глазах владетеля Литвы за мгновенье до смертельного удара, перекошенное ужасом лицо жены… Он не тронул ее, но и не забрал. Обесчещенная Миндовгом, она была не нужна. Он не смог бы к ней прикоснуться. Родственники и бояре не позволили бы. Они шли за ним, чтоб отплатить за обиду, а не для того, чтоб вернуть подстилку Миндовга…
В последние годы Довмонт все чаще вспоминал первую жену. Выплывало из памяти юное лицо, большие синие глаза, заплетенные в толстую косу волосы цвета речного песка… Нет ее на свете, Довмонт тридцать лет как женат. Дочь переяславльского князя Димитрия подарила ему сыновей. Мария красива и благочестива, любит мужа и детей, но вспоминается почему-то та, первая…