Из рассказов пленных стала ясной картина налета. Шайка напала на весь незадолго перед рассветом. Сторож или спал, или был сразу убит — в било он не ударил. Семь изб веси окружили и разом вынесли двери. Мужчин, схватившихся за ножи, убили, но большинство оглушили и связали. Затем последовал грабеж и насилие.
Успокоившись, люди из сожженной веси обобрали мертвых — тех, кем побрезговали кметы. Сняли все. Голые трупы стащили в сторону. Мужики собирались назавтра развесить их по деревьям. С того берега заметят и проникнутся. Вдругорядь подумают… Данило принес Богданову кожаный кошель.
— У вожака был, — сказал, отдавая. — Это старый Тыну. Не первый раз к нам приходит, давно ловлю. Хитрый сволочь: наскочит — и сразу к себе! Теперь все, отбегался… Что с конями сделаешь?
Богданов оглянулся. Табун уже разобрали. Каждый из кметов держал повод одной или даже двух лошадей, десяток сторожили в сторонке.
— Твои! — подтвердил Данило. — Тех, что впереди ехали. Половину прирезать пришлось — крепко раненые, остальные годятся.
— Обещал коня Кочету! — напомнил Богданов.
— Скажи Лепко, пусть выберет. Жеребца Тыну не отдавай. В Сборске за него гривну дадут, а в Плескове — две. Добрый конь!
— Возьму его и оставлю мышастого! — решил Богданов. — Остальных пусть разграбленная весь забирает. Им нужней!..
— Правильно! — сказал сотник. — Продадут половину, за серебро новые избы срубят. Мигом! Добрый ты человек, Богдан!
Данило объявил жителям веси о подарке, лейтенанту пришлось вскочить в седло — зацеловали бы!
Отправив смердов по домам, маленький отряд двинулся в Сборск. Нападение чуди встревожило Данилу, он решил вернуться раньше. К Сборску доскакали к вечеру. У каждого теперь имелась заводная лошадь с седлом, пересаживались на ходу. Данило выслал вперед гонца — сообщить о приезде, позаботиться о столе и бане. Гонец оказался резвым. Едва Сборск показался вдали, как навстречу устремился всадник.
— Кто это? — удивился Данило. — Маленький кто-то. Отрок?
Оказалось, Лисикова. На прогулке встретила гонца и, расспросив, ринулась навстречу. Лейтенант, поздоровавшись, с удовольствием смотрел на раскрасневшееся, загорелое лицо штурмана.
— Все ли в Сборске мирно? — спросил Лисикову Данило. — Все ли здоровы?
Анна заверила, что все именно так, и подъехала к лейтенанту.
— Славно скачешь! — одобрил Богданов. — Давно научилась?
— Княжна помогла! — сказала Аня и оглянулась. — Можно с вами наедине?
Богданов натянул поводья, подождал, пока отряд проедет.
— Что случилось?
— Княжна! — сказала Анна, кусая губы. — Только о вас и говорит! Думаю, влюбилась!
— Показалось!
— Я не слепая! Постоянно про вас спрашивает!
— Рассказала?
Лисикова покраснела и потупилась. Богданов вздохнул.
— Тебя учили хранить военную тайну?
— Так она военную не выведывала! — стала оправдываться штурман. — Про вас лично!
— Деловые и моральные качества офицеров также составляют военную тайну! — сказал Богданов. — Лучше б про себя рассказала!
— Про меня ей неинтересно…
— Замнем! — предложил Богданов. — Поздно дитя воспитывать, когда вдоль кровати лежит… Заглянем в суть. Предположим, она влюбилась…
— А вы?
— Аня! — укорил Богданов. — Личная жизнь командира не подлежит обсуждению.
— Подлежит! — возразила Лисикова. — Очень даже подлежит!
— Почему?
— Будете на ней жениться?
— Тебе важно знать?
— Да! — сказала Аня. — Очень!
— Почему?
— Вы не сможете забрать ее с собой! Советской стране княжны не нужны. Что она станет делать?
— Назначим начпродом! Кормят здесь замечательно!
— Товарищ лейтенант! — нахмурилась Аня. — Давайте серьезно. Вы не сможете забрать ее с собой, значит, останетесь здесь. Это дезертирство!
«М-да! — подумал Богданов. — Не зря к Гайворонскому бегала!»
— Товарищ сержант! — сказал он торжественно. — Заверяю: ни на княжне, ни на Неёле, ни на Ульяне, а также других женщинах Сборска жениться не планирую!
— Правда?! — просияла она.
Радость ее была настолько искренней, что Богданов забыл о Гайворонском.
— Расскажи, чем занимались! — сказал, трогая коня. — Кроме обсуждения командира, конечно…
Аня пристроилась рядом и заговорила. «Совсем дитя! — думал лейтенант, слушая ее щебет. — Ленточку купила — радость, сапожки подарили — счастье… Тем не менее, в армию — добровольцем, в самолет сесть — рапорты… Штурманы на По-2 гибнут часто, а она к начальству ходила: пустите! Под пули и осколки… Ну и что? Получила свой осколок! Теперь снова на фронт? Другая бы радовалась нечаянному отпуску… Сколько их, мальчиков и девочек, уже похоронили! Куда вы рветесь?!. Без вас войну выиграют!..»
Богданов поразмыслил и заключил: без таких все ж не выиграть. Вздохнул. Аня глянула настороженно, Богданов ободряюще кивнул: все в порядке. Она продолжила рассказ. Лейтенант смотрел на нее искоса. Почему-то вспомнилось: они в воздухе, Аня стоит на крыле, вцепившись в расчалки, а он бросает на нее торопливые взгляды, моля бога, чтоб не сорвалась. Потом, на земле, он расцепляет ее побелевшие пальцы и несет к санитарной машине…
«Стоп! — оборвал себя Богданов. — Об этом не надо!»