Кондотьер Богданов

Глаза княжны побелели от ярости. Она хлестнула коня и ускакала. «Поговорили!» — плюнул лейтенант. Богданов злился. Он сказал правду. Светочка действительно строила глазки — не ему одному. Красивая баба, но летчики сторонились. На танцах Свету не приглашали. Не только потому, что осуждали. Летчики — народ суеверный. Никому не хотелось в мужья-покойники. Холостяки в их полку мечтали жениться — после победы. На войне не хотели. Вчера друг не вернулся с задания, сегодня другой, завтра твоя очередь… На войне живут одним днем. Уцелел сегодня — повезло! Выпей, закуси, обними женщину… Не один Богданов жил по таким правилам. Многие в полку искали любви — быстрой и беззаботной. Богданов крутил романы с опытными женщинами, девчонкам судьбу не ломал. Они-то напрашивались, но лейтенант оставался глух. Девчонки наверняка уцелеют в войне, им после замуж выходить. Мужик станет носом крутить — не была ли ППЖ? — вот она и докажет. Это сейчас она говорит, что ни на что не претендует. Какое у нее соображение в восемнадцать? Потом начнутся слезы и попытки повеситься. В полку случалось. Следующий этап — партийное или комсомольское собрание, обсуждение аморального поведения офицера. Вынужденная женитьба, уродливая семья, в которой один не забудет, как его женили, а вторая — как хотели бросить.

Здесь ситуация была иной, он не знал, как себя вести. Злился. Беда была в том, что Евпраксия Богданову нравилась, даже очень. Девичья краса сочеталась в ней с мужеством воина. О такой жене Богданов мечтал. Не просто любовница и мать детей, но еще товарищ и друг — надежный и верный до гроба. Проша будет такой, это ясно. Ну и что? Жениться? Тогда оставайся здесь! Привезти княжну в Советский Союз — безумие. К князьям в СССР отношение известное. Ему штрафбат, ей — лагерь. Он-то выберется, она пропадет. Если даже схитрить, раздобыть документы, не приживется. Княжна не станет жить в коммуналке, стирать ему кальсоны. Его мир чужд ей. Ему трудно привыкнуть к миру ее. Как быть?

Из ворот вылетел всадник. Кто-то скакал к Богданову. Лейтенант присмотрелся — Данило. Сотник мчался галопом. Осадил коня вплотную, едва не сбив с ног мышастого. Лицо у Данилы было туча-тучей.

— Пошто княжну обидел! — спросил грозно. — Пошто плачет?

— Шел бы ты! — посоветовал лейтенант. — К блядям своим!..

Данило схватился за меч, лейтенант — за «ТТ». Минуту буравили один другого грозными взглядами.

— Ты вернул нам Сборск, — сказал Данило, — помог люду, за то тебе честь и слава! Но княжну тебе не спущу.

— Давай! — предложил Богданов.

— Ты чародей, убиваешь колдовством. Я хочу честного боя.

— На чем?

— На мечах!

— Сроду не держал в руках. На кулаках?

— Идет! — согласился Данило. — Где?

— Отъедем! — предложил Богданов.

На широком пляже за кустами они слезли с коней, сняли пояса. Богданов принял боксерскую стойку. Злость кипела в нем, как вода в котле. Ох, и врежет! В тринадцатом веке не учат боксу…

Стойка спасла. Богданов успел закрыться, но от удара заныла рука. Богданов уклонился от второго, поднырнул под третий. Данила бил легко, стремительно, его кулаки летели, как ядра, и были не менее опасны. «Тебя б на чемпионат Москвы! — думал Богданов, отплясывая на песке. — Самородок-полутяж! Кто их здесь учит?…»

Скоро стало не до размышлений. Данило наседал, Богданов гнулся. Кулак сотника засветил ему в скулу — хорошо, что по касательной. Плечи гудели — по ним прошлись от души. Один такой удар в челюсть или по корпусу — и все! У них побежденных вроде прирезают… От прыжков в вязком песке Богданов стал уставать. Тренироваться на войне некогда, пилотская кабина — не ринг. К тому же полдня работал… Дыхание у лейтенанта сбилось, он двигался все тяжелее. Данило, заметив, воодушевился и ринулся добивать. Широко размахнулся, чтоб наверняка, и поспешил. Богданов прошел прямым в подбородок…

Удар был не сильным, но ошеломил сотника. Руки его упали. Богданов не стал ждать второго шанса. Врезал по корпусу, затем — в челюсть. Данило качнулся и упал на спину. Лейтенант сплюнул кровь из разбитой губы, присел рядом. Данило лежал, бессмысленным взором глядя в небо. Затем задвигался, напрягся и тоже сел. Это далось ему с трудом. Лицо сотника побелело, он тяжело дышал.

— Мир? — предложил Богданов.

Сотник покачал головой.

— Устал я от вас! — сказал Богданов. — Обязательно до смерти?

— Она плакала! — сказал Данило. — Из-за тебя!

— Хочешь, скажу, отчего? Княжна желает меня в мужья. Я не согласился, она расстроилась. Но это поправимо, могу передумать. Княжна перестанет плакать, начнет улыбаться. Устроит?

Данило глянул исподлобья:

— Женишься на ней — зарежу!