Кондотьер Богданов

Богданов направился к женщинам. Детский плач он услыхал издалека. На руках молодухи заходился криком младенец. Мать отчаянно качала его, но ребенок не унимался. Богданов подошел, глянул в ворох тряпья. Сморщенное красное личико, беззубый рот распялен в крике. «Жар, наверное!» — подумал лейтенант и потрогал ладонью багровый лобик. Младенец хрипло мяукнул и вдруг умолк. Закрыл глазки, зевнул.

— Спаси тебя Бог!

Молодуха всхлипнула и поцеловала руку Богданова. Лейтенант не успел опомниться, как его окружили женщины. Голося и причитая, они протягивали ему детей. Чертыхаясь про себя, Богданов возлагал ладони на светлые головки и атласные лобики. Бабы кланялись, ловили его руку, если Богданов не успевал выдернуть, то прикладывались. Наконец они разошлись. Богданов в изнеможении присел прямо на траву. Только сейчас почувствовал, как устал. Ныла голова, тело ломило. Богданов откинулся на землю и закрыл глаза. Прошло несколько минут. Богданов ощутил, как силы возвращаются. Он сел, открыл глаза и увидел перед собой мальчика. Тот стоял, глядя на Богданова, но взгляд этот был пуст. «Слепой, что ли?» — подумал лейтенант.

— С прошлого лета не видит! — подтвердил голос сбоку. Богданов скосил взгляд и увидел бабу в линялой поневе и вышитой рубахе. — Собаки спужался, выскочила из куста.

«Истерическая слепота!» — подумал лейтенант и сделал знак бабе. Та подвела мальчика ближе. Богданов взял его за плечики и заглянул в глаза. Обыкновенные, васильковые, опушенные выгоревшими на солнце ресницами глаза.

— Ты грязный! — вдруг сказал мальчик. Он коснулся пальчиком щеки Богданова. — Земля… Ты землю кушал?

Богданов растерянно кивнул.

— Скажи мамке, даст хлеба! — посоветовал мальчик. — Утром пекла. Укусный!

Богданов посмотрел на женщину. Та открыла рот, чтоб заголосить, но Богданов показал кулак. Баба захлопнула рот. Лейтенант встал и за ручку подвел ребенка к матери.

— Отведи домой и накорми! — сказал вполголоса. — Только тихо!

Баба судорожно переняла руку мальчонки и побежала к посаду. Богданов обернулся. Лисикова и Конрад стояли в стороне, странно глядя лейтенанта. Штурман все еще сжимала ручку брезентового ведра. Лейтенант поманил ее и, фыркая, умылся. Полотенца не было, он растер воду по лицу и смахнул капли.

— Кондотьер! — сказал Конрад. — Я могу попросить?

Богданов кивнул.

— Хороним Герберта и Ульриха. Парни оценят, если придет кондотьер.

— Я их убил! — растерялся Богданов.

— Ты оказал им милосердие. Если б не ты, пришлось мне. Не люблю этого.

«Сукин сын!» — подумал Богданов и кивнул.

Конрад отвел их к кладбищу. Там, возле разверстых ям, лежали два запеленатых в полотно тела, стояли хмурые латники. При виде капитана и кондотьера они оживились. Знакомый Богданову монах вышел вперед и начал службу. Богданов слушал молча. Все, что случилось в этот день, было странно и непонятно, объяснения не находилось. Подумав, Богданов пожал плечами и перестал искать ответ.

Служба закончилась. Двое наемников спрыгнули в ямы и приняли запеленатые тела. Уложив, схватились за руки товарищей и выскочили наверх. Солдаты взялись за лопаты.

— По нашему обычаю, — сказал Богданов, — следует бросить в горсть земли. Можно?

— У нас так не делают, — сказал Конрад, — но парням понравится. Не каждого хоронит кондотьер. Это честь!

Богданов бросил в каждую могилу по горсточке, отошел. Солдаты заработали лопатами. Скоро на месте ям выросли холмики. Богданов направился к посаду.

— Я заметил, — остановил его Конрад, — ты ходишь пешком. Кондотьеру не пристало. Прими!

Двое солдат подвели коней. Они были низкорослые, но крепкие.

— Ульриху и Герберту не нужны, — продолжил Конрад. — Тебе пригодятся.

Богданов потрепал по шее мышастого жеребчика. Тот скосил глаз и довольно фыркнул.

— Товарищ лейтенант! — жалобно сказала Лисикова. — Я не умею верхом!

— Научишься! — сказал Богданов, забрасывая ее в седло. — Это не самолет!

Он подогнал ей стремена, вскочил в седло сам. Наемники вопросительно смотрели снизу. Богданов поднял руку.

— Слава кондотьеру! — громыхнули швейцарцы.

Богданов отобрал у Лисиковой повод, повел ее коня. Штурман сидела, судорожно вцепившись в луку седла. «Привязных ремней нет!» — развеселился Богданов. Однако подшучивать не стал. Ныла голова и свербело давно не мытое тело. «Баньку бы!» — подумал лейтенант и оживился. Это была мысль!

* * *

Мысль пришла в голову не только ему. Когда летчики явились в княжьем дворе, их уже ждали. Без лишних слов отвели к приземистому срубу. Сквозь узкое окошко под соломенной крышей сочился дым — баню топили по-черному. Летчики зашли в просторный предбанник, лейтенант расстегнул ремень.

— Сначала вы, — сказала Лисикова, смущаясь, — я потом.