— Ну, во-первых, вам неплохо бы узнать побольше о Ворухе, и его привычках. Чтоб не совать голову в его пасть, а трезво оценивать свои возможности и знать о его слабых сторонах… Предыдущие восемь храбрецов, думаю, уже погибли. Потому что считали ниже своего достоинства заговорить с безмозглой птицей! А я не могу начать говорить, пока кто-нибудь не начнёт первым!
— Заклятье?
— Заклятье. Ворух таким образом как бы издевается над этими беднягами: сообщая им потом, что они могли бы… Но — не захотели! А во-вторых…
— Да?
— Во-вторых вам всё равно придётся перебраться в другое крыло дворца. Потому что Ворух-то рассчитал правильно: все спасатели вначале, разумеется, идут сюда!
Рассказ про чародея и его привычки, впрочем, много времени не занял.
Воочию, так сказать, лицом к лицу, Феруза-опа видала мага лишь однажды — как раз когда он домогался руки и других мест принцессы, и кормилица высказала ему всё, что о нём думает, и все пожелания относительно его дальнейшей судьбы.
За что и поплатилась.
Выглядел маг, впрочем, как вполне обычный человек. Только толстый, и самовлюблённый (Ну, это-то Конан, как уже встречавшийся с магами, легко мог понять: самомнение у волшебников — всегда до небес!..) до безобразия. Лет ему на вид можно было дать около сорока. Бородка, усы. Оружия никакого. Всё оружие — в кончиках пальцев, откуда пошёл фиолетовый свет, словно обернувшийся вокруг тела кормилицы, и впитавшийся в кожу. После чего она и стала… Тем, кем стала.
— А почему же вы не попытались отсюда… Хотя бы улететь?!
— Эх, Садриддин. Сразу видно — неопытен ты ещё. И не заметил того, что твой напарник давно уж разглядел, — птица чуть привстала, и юноша с содроганием заметил, что ноги грифа заканчиваются не лапами, а узорчатой столешницей. Несчастная была навеки прикована к своему насесту — прикована прочней, чем любой цепью!
— Ах, няня!.. Но как же нам вас…
— Освободить? Никак. А вот если вы убьёте чародея, думаю, оковы колдовства спадут сами собой. Так что оставьте меня здесь, и идите. Туда, куда зовёт тебя сердце, юноша, и тебя — твоя жажда наживы и славы, северный воин. К вашей цели.
Только помните: маг, перед тем, как начать колдовать, обычно вскидывает руки к небу, и перебирает пальцами: может, концентрирует волю, может — получает какую-то силу из воздуха… Не знаю. Но без этого перебирания он не колдует. Это мне позже передала Малика, пока чародей спал. Она видела, как он создавал тварей для охраны дворца, и устраивал коварные ловушки против тех, кто мог прийти на помощь… А ещё он любит… — впрочем, рассказ о привычках и мерзких пристрастиях мага оказался обидно краток: Малика не часто навещала кормилицу.
— Благодарю тебя, мужественная женщина. Ты очень помогла нам. Надеемся, что когда чары спадут, ты снова сможешь обрести ноги, и стать, как все.
— Спасибо на добром слове, северянин. Желаю вам с Садриддином удачи… И помните — колдун коварен и опытен. Наверняка Биркент — не первый город, который он облюбовал для жизни. Вот только не знаю — выгоняли его из предыдущих, или же он сам уходил, по доброй воле… Он как-то сказал Малике, что ненавидит скуку и однообразие.
Да, вот ещё что: спит он только тогда, когда выставит вокруг себя кольцо из псов-кентавров, пауков, и гарпий!
— Поняли. Ну, спасибо ещё раз, Феруза-опа! Счастливо вам оставаться!
— Удачи вам, напарники.
И — трезвой головы.
— Какая терпеливая и мужественная женщина. Жаль, что пострадала. Не часто встречалась мне такая преданность.
— Да, Феруза-опа любит Малику больше, чем себя. Наверное, это потому, что её собственная маленькая дочь умерла тогда, когда кормилица растила их обеих — от какой-то, как сказал придворный лекарь-табаб, мозговой опухоли. Вот и перенесла она, как я думаю, всю свою любовь — на Малику…
— Похоже на правду. — Конан и Садриддин удалялись от покоев принцессы быстро, не забывая, впрочем, внимательно смотреть по сторонам, — Жаль только, что её так легко обмануть.
— Как — обмануть?! Ты о чём, Конан?
— О том, что маги обычно куда коварней, чем женщины могут себе вообразить. Я, например, не верю, что Малика могла сюда приходить так, чтоб об этом не знал Ворух. Знал, конечно. А спящим — прикидывался. Я уверен: он специально дал девушке рассказать няне-кормилице о кое-каких своих якобы привычках… Для того, разумеется, чтоб направить наши усилия туда, где от них не будет толку.
— Конан… Получается, ты никому не доверяешь?
— Дело здесь не в доверии, юноша. А в реалистическом подходе. К врагам вообще, и магам в частности. Ну вот не верю я в то, что маг выпускает сияние из пальцев, и долго сосредотачивается. Потому что, как уже сказал тебе, встречался с этой братией… Постой-ка: что это?!
Внезапно словно бесшумная волна тёплого воздуха ударила им в лицо, и прокатилась дальше — вдоль коридора. Конан чертыхнулся: плошка погасла. Пришлось срочно скидывать суму, и снова возиться с кресалом и трутом: благо, вокруг было тихо!
Но когда огонёк лампадки вновь загорелся, напарники оказались поражены: они стояли буквально в десяти шагах от всё ещё приоткрытой двери в тронный зал!