Конан-варвар. Неизвестные хроники

Конан подумал, что это весьма похоже на правду. Несчастных «избранных» обычно долго и тщательно готовят: зомбируют молитвами и ритуалами, и поят всякой наркотической отравой, так, что они и имени-то своего вспомнить не могут — он уже сталкивался с подобным. И не один раз…

Жрец ведь — не человек. Он — символ проявления Власти Божества. Или Богини.

— А твой дядька знал, что тебя должны принести в жертву?

— Разумеется!

— Но почему тогда он сразу не отправил спасать тебя — большой отряд наёмников?!

— Он не смог бы. Ему не позволили бы адепты Тимуды и Нэсса. То есть — почти все жители Шопесты. Кроме того, проходить через Портал Храма Пурха может только избранный. Или — жрец. Вот так меня и забрали — мы с матерью были на базаре, как вдруг небеса разверзлись, вокруг нас возникла серо-чёрная воронка, меня схватили чьи-то крепкие руки, и унесли прямо в небо…

Впрочем, у нас избранниц Тимуды всегда забирают именно так — чтоб понятно было, кто это сделал. И для чего. И какими сверхъестественными способностями обладают жрецы Культа Нэсса, и насколько чудесна их сила. Очередная Избранная Опал возносится в небо у всех на виду.

И жрецы всегда оставались при этом абсолютно безнаказанными. Никому и в голову не могло прийти, что можно как-то воспротивиться воле Богини!

Ну, так было до сих пор…

Конан подумал, что напрасно он забрался «порезвиться» в эту глухую провинцию Шема. Здесь и климат ужасен, и Стигия — рядом. А городок, в котором он решил поорудовать, и которого почему-то избегали его знакомые коллеги, и путешественники, оказывается, не так уж и безопасен… Как и «пристукнутые» жители: они, оказывается, «пристукнуты», и тихи лишь пока речь не идёт о попытках воспротивиться воле их гнусных божеств, и их кровавому культу.

И лучше будет, чтоб он тоже — побыстрее и навсегда покинул Шопесту.

Разумеется, не раньше, чем получит плату.

За Опал Нэсса!

Когда варвар, опираясь о чавкающую почву ладонями, поднялся, наконец, на ноги, его взору открылась весьма удручающая картина.

Храм Пурха лежал в руинах. Вернее, эти руины в точности повторяли те, в которых он останавливался на ночёвку сутки назад. Вот только эти ещё не успели порасти травой и мхом… Но если он хочет найти свою суму, лучше поспешить, пока солнце окончательно не село.

Пока они двигались к развалинам, (Теперь-то их никто не назвал бы «недоразрушенными»!) Конан расспрашивал девушку о матери и отце. Однако ничего особенного не узнал: отец до «избрания» звался Нурмумином, и служил десятником в местном гарнизоне. Мать — златошвея. Шила и халаты-чапаны для знати, и скатерти-сюзанэ, а когда кончился запас золотых нитей — простые балдахины-пологи от комаров для постелей…

Правда, чтоб убедить Опал вернуться к руинам, ему пришлось даже подпустить грозного рыка в голос:

— Ты что?! Хочешь идти домой натощак?! Между прочим, хоть тебя и перенесли мгновенно сюда, отсюда-то до Шопесты — пять дней пути. Это моим шагом.

А твоим — неделя!

Сума киммерийца нашлась быстро, и даже оказалась не повреждена: камни Храма словно избегали падать на неё! Чёрная и до сих пор весьма объёмистая поклажа Конана так и осталась лежать у входа. (Хорошо, перед тем, как начать свою попытку пробраться к алтарю «задом», он догадался вынести её наружу, за портал, и забросить подальше в густые кусты!) Если б не это — варвар даже не сделал бы попытки отыскать свои припасы: камней внутри бывшего Храма оказалось навалено по пояс, а местами — и повыше…

Он вынул в первую очередь кусок вяленного мяса:

— Вот. Поешь. Только жуй как следует — оно жестковато.

Девушка так и впилась зубками в кусок: даже замычала от удовольствия!

Конан подумал, что вряд ли её там, в Храме, усиленно кормили. Скорее, наоборот! Голод и постоянное давление на юный разум обычно лучше всего помогают справиться с сопротивлением жертвы. Однако она — молодец. Боролась до последнего!..

Сам же киммериец со вздохом облегчения достал из сумы котомку, которую дала ему бабушка Тома, и вынул из голенищ сапог кинжалы.

Поглядел на Опал, на котомку. (Хвала Крому, она достаточно велика!) Прикинул.

Так. Если сделать прорезь вот тут, по дну, и вот тут — наметить отверстия для рук… А сюда перекинуть лямку…

Через три минуты он с гордостью подал получившееся изделие девушке:

— Ну-ка — примерь!

В свете заката лицо и шея девушки залились густой краской:

— Ой!!! Конан!!! Я только сейчас вспомнила, что я!..

Конан, вежливо отвернувшись, буркнул:

— Вот именно!

После чего повздыхал.

Девушка, первой нарушив неловкое молчание, начала хихикать:

— Это надо же! И ты всё это время молчал! Твоему чувству такта мог бы позавидовать любой падишах! А я-то за полгода привыкла — хожу, словно так и надо! А ты, бедолага… То-то я удивляюсь, что ты всё время отводишь глаза, и там, у себя в штанах, что-то поправляешь, да поёрзываешь!

Конан не сдержался: от его оглушительного хохота в лесу, отделённому от них двухмильным пространством, даже проснулись и возмущённо загалдели какие-то птицы!

Опал смилостивилась:

— Ну ладно. Можешь теперь смотреть!

Конан повернулся. Хм-м… А неплохо.