Конан из Киммерии

Мужчины, уже было вошедшие в замок, бросились назад. Конан быстро подошел к высаженным дверям и стал как вкопанный, ничего не понимая. Товарищам, смотревшим на это, казалось, что киммериец сражается с воздухом. Не видя перед собой никакой преграды, он все же ощутил под пальцами скользкую, гладкую поверхность и понял, что выход закрыт кристаллической плитой. Он видел через нее неподвижно лежащего на галерее стражника с оперенной стрелой в плече.

Конан поднял кинжал и ударил, а глядевшие на него в остолбенении товарищи увидели, как острие отскакивает от невидимой преграды с громким звоном, словно сталь натыкается на твердое вещество. Конан прекратил дальнейшие попытки пробиться. Он знал, что даже легендарный меч Амир Курума не смог бы сокрушить эту невидимую преграду.

В нескольких словах он объяснил это Керим Шаху. Туранец пожал плечами:

— Что ж, обратная дорога нам отрезана, мы должны искать другой путь. Значит, идем вперед, не так ли?

Кивнув головой, Конан повернулся и зашагал к двери по другую сторону комнаты, чувствуя, что идет навстречу неизбежной смерти. Поднял кинжал, чтобы ударить в дверь, но она тихо открылась, словно имела на то свою волю. Конан перешагнул через порог и оказался в огромном зале. Вдоль его стен тянулись блестящие колонны, а в ста футах от двери начинались широкие нефритовые ступени лестницы, сужающейся кверху, словно пирамида. Он не знал, что находится дальше, но, чтобы войти на ступени, ему нужно было пройти мимо странного алтаря из черного, как уголь, камня. Четыре огромных золотых змеи вились вокруг по четырем углам, выставив клиновидные головы, обращенные к четырем сторонам света, как стражи легендарных сокровищ. Но на алтаре, который они стерегли, покоился только хрустальный шар, наполненный чем-то вроде дыма, в котором плавали четыре золотых плода граната.

Это зрелище пробудило что-то в памяти Конана, но он не стал вдумываться, что именно, потому что на нижних ступеньках лестницы увидел четверых одетых в черное людей. Он не заметил, как пришли Колдуны, они просто возникли здесь, согласно кивая птичьими головами, высокие, худые. Руки и ноги их были скрыты под складками многочисленных одеяний.

Один из них поднял руку, рукав тоги сполз, открывая ее… Это была вовсе не рука. Вопреки своей воле Конан задержался на полушаге. Он встретил силу, не похожую на силу Хемсы, и не в силах был сделать ни шагу вперед, хотя чувствовал, что может отступить назад, если захочет. Его друзья тоже остановились и выглядели еще более беспомощными, чем он, будучи не в состоянии сделать ни одного движения.

Чародей с поднятой рукой кивнул одному из иракзаев, тот, как в трансе, двинулся к нему, уставившись куда-то вдаль, держа свой меч в бессильно опущенной руке. Когда воин проходил мимо Конана, тот, вытянув руку, загородил ему дорогу. Киммериец был намного сильнее иракзая и в обычных условиях с легкостью смахнул бы его, как муху. Но сейчас воин оттолкнул его руку, как стебелек травы, потом неровной, механической походкой подошел к лестнице. Дошел до ступеней и встал на колени, отдавая свой меч и наклоняя голову. Колдун взял у него оружие. Блеснуло острие на взмахе. Голова иракзая упала с плеч и с глухим стуком покатилась по черному мраморному полу. Из рассеченных артерий хлынула кровь, потом тело осело и, широко раскинув руки, распростерлось на полу.

Нечеловеческая ладонь вновь поднялась и позвала следующего иракзая, который, шатаясь, двинулся навстречу смерти. Жуткая сцена повторилась, и второе обезглавленное тело распростерлось рядом с первым.

Когда и третий воин прошел мимо Конана, направляясь к своей погибели, киммериец, у которого набрякли жилы на висках от напрасных усилий преодолеть удерживающий его невидимый барьер, вдруг ощутил, что вокруг пробуждаются неизвестные, благоприятные для него силы. Это ощущение пришло без предупреждения, неожиданно, но с такой силой, что он ни на минуту не сомневался в том, что подсказал ему инстинкт. Левая рука киммерийца невольно дотронулась до стигийского подарка Хемсы. Он сжал его и моментально ощутил прилив новых сил в одеревеневших конечностях: воля жизни взыграла в нем с силой сверкания раскаленной добела стали, а вторил силе пронизывающий его гнев.

Третий иракзай уже превратился в безжизненный труп, и отвратительный палец качнулся вновь, когда Конан почувствовал, что невидимый барьер треснул. Из его горла вырвался дикий крик, и накопившаяся в нем злость нашла выход в молниеносной атаке. Как буря, он ринулся на колдунов, сжимая левой рукой волшебный пояс с отчаянной силой, с которой тонущий держится за плавающее дерево. Длинный клинок в его правой руке сверкал, как солнечный луч. Стоящие на ступеньках Колдуны не шелохнулись. Даже если они и были удивлены, то не подали вида, смотрели холодно и равнодушно. Конан не терял времени на ненужные раздумья, что он сделает с ними, когда они окажутся в пределах досягаемости его кинжала. Его охватила жажда убийства, он хотел только одного — вонзать острие в тела врагов, утопить его в их крови.