Конан из Киммерии

Конан быстро пересек зал, еще одну комнату и добрался до двери, ведущей на галерею. Заметил, что пол здесь устлан мелкими блестящими осколками. Хрустальная плита, закрывавшая выход, рассыпалась на куски. Киммериец припомнил раздавшийся оглушительный звон, когда он разбил лежавший на алтаре шар, и догадался, что в тот момент рассыпались все хрустальные веши в храме, и какое-то неясное, скрытое в подсознании ощущение подсказывало ему правду о печальной связи между Господами Черного Круга и золотыми плодами граната. Он ощутил, что по его спине пробежали мурашки, и поспешил выбросить все из памяти.

Он вышел на галерею из зеленого нефрита, с облегчением глубоко вздохнул. Ему нужно было еще преодолеть расщелину, но, по крайней мере, он уже мог видеть сверкающие на солнце белые вершины и огромные склоны, тонущие в море голубоватого тумана.

Иракзай лежал в том же месте, куда упал: бесформенное пятно на гладкой, сверкающей поверхности. Спускаясь вниз крутой тропкой, Конан с удивлением взглянул на солнце, которое еще не минуло зенита, хотя ему казалось, что с момента, когда он вошел в замок Имш, прошли долгие часы.

Он ощущал острую необходимость спешить, им руководила не слепая паника, а инстинктивное чувство подстерегающей за спиной опасности. Он ничего не сказал Жазмине, а девушка казалась успокоенной, имея возможность опереться своей черной головкой на его широкую грудь, чувствуя себя в безопасности в его могучих объятиях. Конан на мгновение замер на краю расщелины и, нахмурив брови, глянул вниз. Переливающийся туман в пропасти уже не был розовым и искрящимся. Он был мутным, серым и призрачным, как тень жизни, тлеющей в израненном человеке. Киммерийца посетила странная мысль, что колдовство чернокнижников связано с их личностью больше, чем игра актеров является отражением жизни живых людей.

Но далеко внизу равнина по-прежнему блестела, как матовое серебро, а золотая полоса сверкала неугасимым блеском. Конан взвалил Жазмину на плечо, против чего она не возражала, и стал спускаться вниз. Быстро спустился по платформе и пробежал по отзывающемуся эхом дну распадка. Он был уверен, что будет погоня и что единственный шанс уцелеть — это как можно быстрее переправиться по этой ужасной полосе, прежде чем раненый властелин настолько обретет силу, что снова подвергнет их какой-либо опасности.

Когда он взобрался на противоположную стену и встал на краю, то вздохнул с облегчением и поставил Жазмину на землю.

— Дальше ты можешь идти сама, — сказал он. — Дорога все время идет под уклон.

Девушка украдкой бросила взор на сверкающую пирамиду по ту сторону распадка: замок Имш вздымался на фоне заснеженного склона как цитадель молчания и зла.

— Конан из Гхора, разве ты чародей, что победил Черных Колдунов с Имша? — спросила Жазмина, когда они стали спускаться по тропке.

— Это все пояс, который мне дал Хемса перед смертью, — ответил киммериец, обнимая крепкой рукой талию девушки. — Да, я нашел его на дороге. Это необычный пояс, я покажу его тебе, когда будет свободное время. Против некоторых заклятий он оказался бессилен, но против многих — очень мне помог, хотя добрый кинжал — самое лучшее заклятье.

— Но раз ты с помощью пояса победил властелина, — сказала Жазмина, — то почему не повезло с ним Хемсе?

Конан покачал головой:

— Кто знает? Хемса был слугой властелина, может, это и ослабило его силы. Надо мной он не имел такой власти, как над Хемсой. Но я б не сказал, что я его победил. Правда, он удрал, но я боюсь, что мы с ним еще встретимся. Хотелось бы, чтоб от его владений нас отделяло как можно большее расстояние.

Он обрадовался, найдя стреноженных коней у тамарисков, там, где их оставили. Быстро отвязал их, оседлал черного жеребца и посадил перед собой девушку. Остальные кони, набравшись сил на выпасе, дружно двинулись за ними.

— А что теперь? — спросила она. — В Афгулистан?

— Как бы не так! — грустно улыбнулся он. — Не знаю кто, возможно губернатор, убил семерых моих вождей. Мои глупцы афгулы думают, что я имею к этому какое-то отношение, и пока я не смогу убедить их, что они ошибаются, они будут преследовать меня, как раненого шакала.

— А что со мной? Если вожди мертвы, я не нужна тебе больше в качестве заложницы. Ты убьешь меня, чтобы отомстить за них?

Он окинул ее сверкающим взглядом и рассмеялся, услышав такое нелепое предположение.

— Едем к границе, — сказала она. — Там афгулы тебе угрожать не будут…

— Да, прямо на вендийскую виселицу.

— Но я королева Вендии, — напомнила она ему. В ее голосе на мгновение появились повелительные интонации, — Ты спас мне жизнь. Получишь за это награду.

Это прозвучало не так, как она хотела, и лишь привело Конана в негодование.

— Прибереги свои сокровища для своих придворных лизоблюдов, княжна. Если ты госпожа равнин, то я — господин гор и не сделаю ни шагу к вендийской границе!

— Ты был бы там в безопасности… — сказала она с недоверием.

— А ты вновь стала бы Деви, — прервал он ее. — Нет, благодарю, предпочитаю тебя такой, какой вижу сейчас, — женщиной из плоти и крови, едущей со мной в седле.